Блабериды - [20]

— Да ясно, ясно. Что тут непонятного? Я продал квартиру, продал машину, в ипотеку залез, вкинул в эту херню два ляма, и где они? У меня двое детей, у меня жена в декрете, я утром на заводе, а вечером таксую, я живу в съемной квартире и плачу ипотеку ещё, а ты мне объясняешь, что про это нельзя писать? Скоро народ на вилы этих гнид поднимет, так что думай, на чьей ты стороне.

Я не стал уточнять, для чего отец двоих детей с женой в декрете соглашается «вкинуть два ляма» в долевое строительство, не первый год напоминающее финансовые пирамиды. Каждый раз всё начиналось с деклараций надежности нового застройщика и сдачи пары домов, и предновогодней лихорадки, когда распродавалась «последняя очередь» перед повышением цен. И люди в шесть утра занимали очереди в офисы застройщиков, чтобы успеть внести свои кровные «два ляма».

Потом туман новогодней распродажи рассеивался и наступала серое утро, а за ним их ждало не новоселье, а пара лет на коллективное размышление о том, кто же виноват и что делать.

— Главное, застройщик-то нормальный был, — слышал я голос Игоря. — Нормальный. Я ещё до повышения деньги внес. Мы же чуть-чуть не успели. Предыдущий дом почти достроенный. Это вот эти черти всё украли. Ты напиши об этом. Это же претцентдент.

Он так и говорил: «прет-цент-дент».

Я сдерживал ухмылку, чтобы не получить по роже. Через редакцию прошло уже полсотни таких «претцентдентов».

* * *

Под вечер я принялся изучать карту окрестностей Филино. На гугл-карте дороги выглядели более-менее проездными, так что поездка не обещала быть сложной.

Поворот на Филино был хорошо обозначен. Дорога за ним сначала огибала озеро Ольхушу, проходила через Карасево и ещё три мелкие деревни и упиралась в развилку, где нужно было взять левее к железнодорожному переезду. Сразу за переездом начиналась главная улица Филино.

Чтобы лучше разглядеть посёлок, я включил спутниковую карту и вдруг заметил нечто странное. На севере от Филино, чуть слева, где на обычной карте была сплошная зелень, вдруг проступил отчетливый контур очень крупного объекта, по площади сравнимого с самим Филино.

Объект имел форму многоугольника с идеально прямыми сторонами, но разными углами — не квадрат, и не ромб, а нечто кособокое. Форму определял забор, внутри которого располагались строгие ряды одинаковых прямоугольников, которые я сначала принял за аккуратно оформленный могилы. Хотя шеренги прямоугольников располагались вдоль невидимых линий, сами линии не были параллельны наружным стенам, словно ограждение строилось без привязки к тому, что находится внутри.

Это было не кладбище. Каждый прямоугольник оказался крупнее трехэтажных бараков в центре Филино. Коттеджный поселок? Тоже нет. Внутри него были дороги, но не было перекрестков. От широких грунтовок к каждому бараку вели отдельные спиралеобразные ответвления.

В северо-западной части объекта дороги сливались в одну магистраль, которая выводила к основным воротам. Я заметил две соринки у пропускного пункта — легковые машины, — и одно пятнышко покрупнее — грузовик. Внешний, очень тонкий забор шел параллельно основному, но его можно было разглядеть лишь по слабой тени.

Я несколько раз переключил вид карты. Объект существовал только на спутниковой версии. Графическая карта показывала безмятежное зелёное поле.

Я включил панорамный вид и совершил небольшой тур в окрестностях объекта, надеясь увидеть хотя бы фрагмент его ограждения. Дорога из Филино к небольшому поселку Ключи и районному центру Нечаево проходила в полукилометре от объекта, но обзор закрывал некрасивый всклокоченный лес.

Лес плотно окружал объект с трёх сторон и только с севера располагался пятнами. Местность там могла быть заболоченна: рядом виднелась россыпь мелких водоемов

Впрочем, я увлекся. Отыскав на карте дом Анны Коростелевой, я сделал несколько пометок в блокноте и перечитал ещё раз письмо её брата. Он не оставил контактов, и если Анна всё-таки работает, мне придется разыскивать её полдня. На всякий случай, я отправил братцу письмо, но ответа не получил.

Вечером Оля сказала:

— Это же нелепо, если тебя уволят. Ты хороший журналист. Не переживай.

— Начнём с того, что мне в принципе неприятно, когда вопрос ставится таким образом.

— Не может этого быть. Этот Олег мог просто так сболтнуть. Я не верю.

Она сказала это, сливая макароны через крышку кастрюли со специальными дырочками, в которые всегда проскальзывала одна-две макаронины. Потом они лежали на дне мойки, как змеиные трупы.

— Салат сметаной или маслом заправить? — спросила она.

— Без разницы.

Оля вдруг спросила:

— А как тебе эти птицеловы? Вы что-то будете писать?

— Какие птицеловы? — не понял я.

— Которые предлагают перебить в городе всех голубей, потому что они разносят болезни. Как будто от голубиных трупов будет меньше болезней. Я вообще не представляю, как можно уничтожить всех голубей. Какое-то средневековье.

В соцсетях мне где-то встречались дебаты о вреде голубей, но я не особенно вникал. Олю же почему-то задевал этот вопрос. Она вообще любила живность.

— Говорят, что голуби заражают людей орнитозом, — Оля пыталась вовлечь меня в диалог. — Чушь. Я спросила нашего инфекциониста, он говорит, что в год регистрируют 10 случаев орнитоза, и в 9 случаях — у работников птицефабрик. Причем тут голуби?