Блабериды - [113]
— Не понимаю.
Он кивнул на мой смартфон, который лежал на столе. Я стукнула пальцем по экрану и показал, что диктофон выключен.
— Если вы будете сообщать о просьбах, которые поступают к вам с той стороны, мы оценим это, — сказал Шавалеев негромко.
— Мне это не интересно.
— Я понимаю, — кивнул вдруг Шавалеев, сощурившись. — У него на каждого своя папка. И на вас тоже. Боритесь?
Я не стал скрывать недоумения, но Шавалеев не поверил. Он показал толщину папки, и получился томик «Войны и мира».
— Не нужно боятся, Максим. Вы же видите, неприкосновенных нет. Мы обеспечим вам защиту. Выбирайте сторону. Знаете, как говорил мой отец — лучше быть с победителями.
Внутри меня росла необъяснимая злоба. Уверенность этого человека в моей уязвимости казалась всё более оскорбительной. В крайнем случае, за моей спиной пуленепробиваемый тесть.
— Нет никакой папки, — резко ответил я. — И помогать я вам не буду. Извините, абсолютно бестолковый разговор вышел. На чьей стороне перевес — разбирайтесь сами. А ещё я верну снимок на сайт, даже если редактор будет против.
Шавалеев развел руками: как вам угодно. Он предложил ещё кофе, я отказался. Шавалеев нажал кнопку на телефоне. Двойная дверь открылась. Юлиана опять встала в позу регулировщика, пропуская меня к выходу.
— Рано или поздно все папки попадут следователям, — сказал Шавалеев. — И хорошо, если следователи будут лояльны к вам.
Выйдя на улицу, я отругал себя за немотивированную резкость. Не помню случая, чтобы я так внезапно срывался на малознакомом человеке, тем более, топ-менеджере крупной компании. Это могло иметь последствия.
От всего этого разговора осталось потное чувство, будто Шавалеев пытался ко мне приставать. Я, вероятно, в чём-то неправ, но и уступить не было никакой возможности.
Я вернулся в редакцию и у кулера столкнулся с Нелей, которая одной рукой торопливо доила воду в пластиковый стаканчик, а второй наматывала на шею лёгкий шарф.
— Блин, в суд опаздываю, — сказала она. — Ты опять шоу пропустил?
Неля любила кольнуть меня за мой талант узнавать всё последним. Но сегодня в её голосе было не так уж много яда. Она казалась обескураженной.
— У меня встреча была с директором страховой, — ответил я. — Какое шоу?
На стаканчике осталась улыбка Нелиной помады. Она смяла стаканчик, бросила в урну и сказала на ходу:
— Гришу уволили. Борька теперь главред.
— Да ну?
— Ну да.
Неля раздраженно вскинула руки и быстро вышла.
Сисадмин Олег был убежден, что Неля всерьез нацеливалась на место главреда дирижаблевской радиостанции ещё в прошлом году, но Ветлугин-старший предпочел взять опытную тётку со стороны. Возможно, Неля метила и на место Гриши, примеряя его роль в дни отсутствия главреда. Теперь выходило, что ей предпочли тюфяка Бориса. Интересно.
Неля была вспыльчивой, нетерпеливой, времена деспотичной. Но она была цепким журналистом и умела быть справедливой. Может быть, из неё получился бы хороший главред, а её характер стал бы мягче, получи она подлинное признание.
Борис же был тёмной лошадкой. При всём его многословии он никогда не проявлял личных предпочтений; он был всеядным выпускником факультета журналистики, которого научили писать на любые темы с одинаковым лицом. Случайный свидетель наших планерок мог бы решить, что Боря играет важную роль в редакционной жизни. Но если бы этот свидетель задержался на планерках дольше, он понял бы стратегию Бориса: повторять то, что принято и утверждено без него.
Возможно, Алику надоела строптивость Гриши. Алик захотел иметь на месте главреда марионетку. На эту роль Борис годился лучше других.
Я вошел в ньюсрум. Арина и Виктор Петрович отметили меня короткими взглядами и продолжили работать. На месте Бориса сидел молодой, лет двадцати, парень с неопрятной прической и узким лицом, похожий на практиканта. Я машинально направился к нему, протянул руку и представился. Он ответил «Алексей», промахнувшись с рукопожатием. Алексей волновался.
— Теперь ты будешь эссе об отцах-ударниках писать? — попытался я разрядить обстановку. Алексей не понял иронии и на всякий случай рассмеялся.
— Ну да… Да я, в принципе, в любом жанре могу.
Я подошёл к Арине. Она была похожа на большую куклу ждуна, жизнь в которой выдавали лишь проворные руки. Они бегали по клавиатуре и заполняли белый лист строчками, будто Арина ткала бесконечную ткать, без колебаний и сожалений.
Я кивнул на пустой аквариум главреда:
— И где новый босс?
— Ну, — Арина не переставала печатать. — Они с Аликом у радийщиков на общем совещании.
— А Виктор Петрович почему не там?
— Спроси.
— А кто-то был в курсе перестановок?
Сбоку уже подскочил Виктор Петрович. Он склонился к нам и мы непроизвольно склонились к нему. Он аж дергался от терпения. Он заговорил тихо, но тембр был такой, будто он кричал:
— Всё сразу понятно было. Они же не выносили друг друга. Я ещё в декабре говорил, что Гришу уволят. Алик от него бесился… — Виктор Петрович махнул рукой, как саблей. — Ну там папаша не давал уволить.
— Не ожидал, что это будет Борис, — сказал я.
— Гриша, конечно, со своими особенностями, — повертел рукой Виктор Петрович. — Но у него, знаешь, образование, кругозор, порода… Я когда в 1981 году пришел в газету «Компас», был у нас такой же главред, бывший офицер, знаешь, голубая кровь. Эх… Уходят настоящие.
Жизнь подростка полна сюрпризов и неожиданностей: направо свернешь — друзей найдешь, налево пойдешь — в беду попадешь. А выбор, ох, как непрост, это одновременно выбор между добром и злом, между рабством и свободой, между дружбой и одиночеством. Как не сдаться на милость противника? Как устоять в борьбе? Травля обостряет чувство справедливости, и вот уже хочется бороться со всем злом на свете…
В полумраке съемочного павильона №3, среди декораций, таится диковинный мир, ярко освещенный софитами. В нем бушуют страсти, не только по сценарию, кипят эмоции, не только перед камерой, но и таятся опасности для неопытной «хлопушки».
«Однажды протерев зеркало, возможно, Вы там никого и не увидите!» В сборнике изложены мысли, песни, стихи в том мировоззрении людей, каким они видят его в реалиях, быте, и на их языке.
Всю свою жизнь он хотел чего-то достичь, пытался реализовать себя в творчестве, прославиться. А вместо этого совершил немало ошибок и разрушил не одну судьбу. Ради чего? Казалось бы, он получил все, о чем мечтал — свободу, возможность творить, не думая о деньгах… Но вкус к жизни утерян. Все, что он любил раньше, перестало его интересовать. И даже работа над книгами больше не приносит удовольствия. Похоже, пришло время подвести итоги и исправить совершенные ошибки.
Выпускник театрального института приезжает в свой первый театр. Мучительный вопрос: где граница между принципиальностью и компромиссом, жизнью и творчеством встает перед ним. Он заморочен женщинами. Друг попадает в психушку, любимая уходит, он близок к преступлению. Быть свободным — привилегия артиста. Живи моментом, упадет занавес, всё кончится, а сцена, глумясь, подмигивает желтым софитом, вдруг вспыхнув в его сознании, объятая пламенем, доставляя немыслимое наслаждение полыхающими кулисами.
Этот рыцарский роман о Благородных рыцарях и Прекрасных дамах, о долге и чести, о сильных личностях, сильных чувствах и нежной любви.