Бизнес – это глаголы и существительные, которые заканчиваются цифрами - [57]

Мы, например, регулярно повторяли акции конкурентов вроде Октоберфеста. И часто, отлавливая то, что они сделали некачественно, получали лучшие результаты и более высокие прибыли.

Идею комплексных обедов мы в свое время тоже содрали у другой компании. Хотя заимствование это было тоже условным – я ими еще в студенческие годы питался, – тем не менее подтолкнули к этому нововведению нас именно действия конкурентов. Мы ее улучшили. У конкурентов обед был один, мы сделали два – «Студенческий» и «Советский», за 98 и 128 рублей. Причем первый нам никакой прибыли почти не приносил, но мы его оставили как некий бенчмарк, чтобы люди понимали, от чего отталкиваться. Насколько мне известно, продажи у нас выше, чем у той компании.

Разное

В некоторых регионах популяризируют кластеры под предлогом, что бизнесу проще действовать сообща. Не мешает ли это здоровой конкуренции? И где грань между кластерами и картелями, деятельность которых, по идее, во всем мире запрещена?

На мой взгляд, кластеры в плане реальной помощи бизнесменам несколько иллюзорны. Предприниматель, как правило, индивидуалист. Люди объединяются для изучения и решения общих проблем. И это, в принципе, правильно и хорошо. Но как только совместные проблемы заканчиваются, предприниматели вступают в жесточайшую конкуренцию за клиента. Потому что ключевым вопросом в любом бизнесе является наличие или отсутствие клиента. Сейчас у большей части предпринимателей мы наблюдаем отсутствие клиента. Он вообще сейчас абстрактный. Находится вне радаров бизнеса.

Любые объединения бизнесменов – это неплохо. Но рассчитывать на то, что они могут решить индивидуальные проблемы того или иного бизнесмена, нельзя. Объединение бизнесменов – это своеобразный новостной портал для обмена информацией внутри кластера. Не более того.

Перейдут ли кластеры в разряд картелей? С учетом того, что в России более 70 % экономики находится в руках государства и имеет место быть некая государственная картель, никакие маленькие картельчики вообще не рассматриваются. Государство проглотит их под любым соусом.

Многие предприниматели недовольны системой тендеров. Зачастую тендеры выигрывают компании с неизвестной историей и непонятной репутацией. Есть мнение, что так действуют иногородние участники электронных торгов. Главный критерий победы в тендерах – цена. О качестве работ речи почти никогда не идет. Что с этим делать?

Система тендеров в нашей стране коррупционна. Эти «левые» участники торгов в большинстве случаев вовсе не иногородние, иногородние у них лишь печати. А люди, которые стоят за этими печатями, в 90 случаях из 100 известны местному бизнесу. Обычно это братья, сватья и прочие дальние родственники тех, кто организует аукционы.

У них есть компании-пустышки, которые сбивают цену в несколько раз. Выигрывая торги, «пустышки» передают исполнение местному игроку за еще меньшие деньги. Вся эта история делается осознанно. Неважно, что качество страдает. А поведение государевых мужей, которые потом прилюдно разводят руками в поисках исполнителей контракта, «сваливших» из региона после некачественной работы, – не более чем театральная постановка детского сада. Деньги уже поделили, и у государственных мужей растут дачи и загородные дома.

44-ФЗ действительно коррупционный, и его надо менять. Реальному предпринимателю попасть в эту систему тендеров очень сложно. В нее попадает только «печать-прокладка». Причем не стоит грешить на иногородние конторы. Они, как правило, здешние. И даже если у конторы, которая выигрывает торги за смешные деньги, есть в штате пара человек, материально-технических ресурсов для исполнения контрактов точно нет. Поэтому в случае таких торгов за «причинное место» надо брать исключительно их организаторов.

Кто или что может стать катализатором разрушения бизнеса?

Разрушение бизнеса может произойти, если он слаб, от незначительного удара изнутри или снаружи. Нельзя говорить о едином факторе. Я видел бизнесы, которые разрушаются по самым примитивным причинам, когда люди начинают просто заниматься детской оптимизацией налогов.

В чем самая большая проблема России?

Мы так и не нашли своего места в мировом разделении труда. В 90-е доходы бюджета от газа и нефти не превышали 6–8 %, а сейчас страна сидит даже не на игле, а на нефтяном колу – суммарная доля нефти и газа больше 55 %. Задача властей – использовать нефтегазовую ренту, чтобы захватывать внешние рынки. В 90-е Россия и Китай были на одинаковом уровне. Но что мы видим сейчас? Чанджи, который я помню с того времени, был деревенькой с 200 тыс. человек и земляными дорогами, а сейчас это мегаполис с 15 млн жителей, небоскребами и скоростной электричкой. Назовите хоть один город «нефтеносной державы», который так же преобразился. Мы ничего не сделали. Мы – самые активные ничегонеделатели.

А ведь возможностей выйти на внешний рынок было достаточно. Помню, лет 7–8 назад продавалась сеть немецких торговых центров Karstadt, причем недорого – за каких-то 20 млн долларов. Наши правители могли тогда вписаться в покупку Karstadt, затем на 5–7 лет отправить в Германию команду управленцев – набираться опыта и изучать спрос. Одновременно создавать в России институты, которые разрабатывали бы потребительские товары, востребованные за границей, а их производство размещать в Китае. Это был бы реальный выход на мировой рынок. Однако никто этого делать не стал. Зато примерно тогда же мы закачали в АвтоВАЗ около 60 млрд долларов. На эти деньги мы могли бы скупить всю автопромышленность мира. Но предпочли закопать их на Поле Чудес.