Битые козыри - [23]

– Можно, – сказал Скинертон.

В своей каюте он усадил Бирна, угостил его коктейлем и отбросил тот притворно-шутливый тон, которым разговаривал в отсеке для задержанных. Оба они не один год прослужили бок о бок в одном ведомстве и понимали друг друга, даже когда молчали.

– Что тебя укусило? – спросил Бирн.

– Хочешь начистоту?

– Не иначе.

– Больше ни один контейнер с наркотиками мимо меня не пройдет. Транзит через космос для этой пакости я закрываю. Так можешь и доложить.

– Не много ли на себя взваливаешь?

– Ровно столько, сколько обязан за положенный мне оклад.

– Ты требуешь прибавки от Берча?

– Плевал я на твоего Берча. Больше я никому не служу, кроме правительства.

Бирн смотрел на Скинертона странными глазами – не то удивленно, не то уважительно.

– Твой плевок в Берча может залететь далеко, Рони. Дальше, чем ты думаешь.

– Не пугай меня, Джеймс. Сколько товара выгрузит Керш из твоих колымаг?

Бирн помолчал, но сообразив, что полицейские уже все взвесили и опечатали, ответил:

– Около восьми тонн.

Скинертон долго вышагивал по мягкой дорожке, устилавшей кабинет. Вопрос его прозвучал неожиданно:

– А знаешь, сколько граммов этого дерьма понадобилось, чтобы погубить моего Мартина?

– И он?! – воскликнул Бирн.

– Да. Он был хорошим парнем, мой Мартин. Был и нет… – Гримаса острой боли перекосила лицо Скинертона. – Будь они прокляты, и твой босс, и вся его шайка… Тебя, Джеймс, я отпущу. Составлю акт, что ты брал у них взаймы горючее. Но это в последний раз. А Кота и Чистильщика вместе с грузом отправлю в управление. Пусть там выясняют, на кого они работают.

– Я тебе сочувствую, Рони, – начал было Бирн, но Скинертон его оборвал:

– Молчи, Джеймс! Я уже сам выразил себе сочувствие – понял, что стал палачом своего сына. Пока помогал морить чужих сыновей, ничего не понимал, только подсчитывал, сколько мне причитается. А как дошло до моего – понял… Прикинь, сколько ребят не сделают первой затяжки, потому что эти восемь тонн не попадут к твоему Берчу…

– Ты уверен, что для нашего товара только один путь – через космос?

– Знаю, что путей много, но этот будет закрыт. В этом можешь не сомневаться.

– Ты надеешься, что через Кота полиция выйдет на Берча?

– А куда ему деться? Пока не было парилки, его люди все брали на себя, а он посмеивался и потом досрочно их вызволял. А теперь… Врать в парилке еще никто не научился.

«Парилкой» прозвали новейшую камеру для допросов, сконструированную инженерами и химиками Центрального полицейского управления. Это было прекрасно оборудованное помещение, перегороженное глухой прозрачной стеной. Одну его половину занимал следователь, окруженный микрофонами и записывающей аппаратурой. А во второй – в удобном кресле, с чашкой кофе или сигарой в руках сидел допрашиваемый. И освещение и температура в парилке были нормальными. Ничто не напоминало о прежних аксессуарах допросов третьей степени. Сам того не подозревая, допрашиваемый вдыхал не имевший ни запаха, ни цвета газ ППЛ-14.

Это был многоцелевой шедевр химической науки. В зависимости от числа молекул, приходившихся на кубометр воздуха, ППЛ-14 мог погружать в вечный сон целые города или заставить хохотать родственников, стоящих у гроба усопшего.

В парилке его эффект был иным. Он выключал какие-то центры мозга и превращал допрашиваемого в автомат, отвечавший на любые вопросы только правду и ничего, кроме правды. Показания, записанные при таком допросе, считались неопровержимыми доказательствами.

– А ты представляешь, кого может назвать Берч, если он сам сядет в парилку? – спросил Бирн.

– Знаю… На это и надеюсь – что он назовет и главную гадину – Гудимена.

– Ты с ума сошел, Рони! – с искренним испугом прошептал Бирн. – Гудимен стоит около миллиарда. За ним…

– Чего же ты замолчал? Кто за ним?

– Не знаю, Рони. И не дай бог тебе узнать…

– Ладно, Джеймс. На этом кончим. За каждым из нас стоит одна и та же костлявая старуха, – философски заключил Скинертон.

Бирн встал и протянул руку начальнику базы:

– Как бы там ни было, спасибо тебе, что не втянул меня. При случае в долгу не останусь.

Он ушел. Скинертон связался с Землей и доложил, что задержал два корабля с наркотиками. На связь вышел сам шеф. Он поздравил Скинертона с успехом и назвал номер полицейского космодрома, куда следует доставить груз и преступников.

* * *

Не только терзавшая его мысль о сыне придала такую бескомпромиссную решительность действиям Скинертона. С каждым днем и в парламенте, и по всем каналам телевещания кампания против торговцев наркотиками становилась все более шумной. Подхлестывала ее широко распространившаяся эпидемия новых душевных заболеваний, которые были столь необычными, что психиатры не могли разобраться в их природе. Но одной из причин они единодушно признали новые синтетические наркотики. Был создан национальный комитет борьбы. В Центральном управлении организовали еще один специальный отдел для искоренения торговли наркотическими средствами.

Скинертон знал цену шумным кампаниям и экстраординарным мерам. Но на этот раз ему захотелось поверить, что за дело взялись всерьез и гангстеров, отравляющих молодежь, если не искоренят, как об этом орут телетрепачи, то уж во всяком случае прижмут основательно.