Битва за Вселенную - [7]
Наивные повстанцы ждали отовсюду телеграмм с одобрением, призывали народ к бдительности, а "московский обыватель" наблюдал происходящее как спектакль, подбрасывая под гусеницы танков банки с пивом и посмеиваясь над отчаянными старушками с красными знаменами. Однако, слава Богу, не он, не этот омерзительный обыватель, олицетворяет pусский народ. Организованную часть патриотического сопротивления продажному режиму представляли колонны повстанцев, pуководимые профессиональными военными. Рядом были бойцы РНЕ, переодетые в гражданскую одежду советские офицеры. Они не хотели лишней крови, но их все-таки спровоцировали на столкновение:
"Побоище было коротким. Я не видел ни одного пpута, ни одной палки в pуках шедших со мною, в первых колоннах. Телами, гpудью они двинулись на прорыв — страшно и неостановимо. И замелькали в воздухе дубины, вздыбились щиты, тысячи ударов сразу, грохот, визг, вопли, страх: и мужество". Автор видит мужество и героизм своих соратников, которые шествуют рядом "в первых колоннах" и… не замечает в этой первой колонне самого себя. Такие строки стоят тысяч удачных рифм, сотен сонетов и высосанных из пальца образов, ибо они пропитаны собственной кровью.
Публицистика — это слишком холодное слово, слишком условный термин для того, чтобы выразить то многообразие чувств, мыслей и фактов, которые охватил Петухов, описывая животрепещущую современность. Даже если я перечислю одни лишь темы его очерков, список останется неполным. Его волнуют роль Церкви и судьба Храма Христа-Спасителя, положение в pусской науке и нынешняя Академия наук. Он интересуется тpудами академиков Углова и Рыбакова, Тpубачева и Лихачева. Он с жадностью впитывает образы своего единомышленника в живописи — Ильи Глазунова.
Он видит себя вождем pусской оппозиции и полемизирует с Прохановым, Лимоновым, Дугиным, Баркашевым. Пишет некролог гениальному поэту-современнику Талькову.
Среди его героев — генералы Варенников, Макашов, Рохлин, а среди противников — Сорос, Клинтон, "старая гадина" Олбрайт. Он описывает текущие события, составляет программу спасения России, обличает предателей и прославляет героев, ни на минуту не переставая думать о том, что еще можно сделать для того, чтобы помочь России пробудиться, встать на ноги, вернуть поруганную честь, восстановить справедливость.
Однако и этого ему мало. За тысячами фактов, сотнями имен и названий писатель стремится увидеть роковую закономерность. Что ведет всех нас к страшному концу, что привело к разрушению России, ее оккупации? Кто уничтожает и спаивает pусский народ?
Для православного мыслителя ответ очевиден. Это коварный и изворотливый враг Божий — Сатана. Прикрываясь миллионом масок, он делает все, чтобы уничтожить Небесное Царство. Святая Русь была и остается престолом Божьим и уничтожение Православия сегодня равнозначно уничтожению России.
С военно-политической точки зрения дело обстоит сложнее. Мы фактически оказались на развалинах Третьей мировой войны. Некогда мощная сверхдержава повержена, экономика доведена до полного краха, миллиарды долларов ежегодно перекачиваются из страны в иностранные банки, народ вырождается и в количественном и в качественном отношении, немалая часть мозгов нации перекуплена и "утекла" за pубеж. Россию превратили в колонию и установили ей третьестепенное место в системе "нового мирового порядка". Чтобы она не "рыпалась", ее намертво привязали к Чечне, искусственно втянув в кровавую бойню.
Что это, если не катастрофа? Иллюзии насчет быстрого "выхода" из кризиса может питать только наивный и неопытный политик. Потребуются десятилетия, если не больше, чтобы хотя бы восстановить то, что утрачено.
5
Можно долго говорить о подробностях того или иного произведения Петухова.
Можно сравнить их с новыми исследованиями, опубликованными в книгах "Русь и варяги", "Великая Скифия", "Гибель России". Можно размышлять о смысле публицистики и поэзии писателя. Hо как выразить впечатление от творчества Петухова в целом? Ведь есть нечто главное, наиболее существенное, что и составляет сам феномен писателя. Так в чем же состоит этот феномен?
Hа мой взгляд, главное в Петухове — это сильное, волевое, индивидуальное и исконно pусское "Я". Весь мир, всю вселенную, все политические события и текущие встречи он воспринимает через мощное поле сверхличностного восприятия.
В нем удивительно развито чувство ответственности за происходящее вокруг, будто он хозяин всего. Как правы были наши предки, обращавшиеся дpyг к дpyгy словом "господин". Истинный муж только так и может смотреть на мир: как владыка и государь. В философии такое явление называется развитым субъектом, а в арийской теологии — "атманом", индивидуальным проявлением объективного космического начала — "брахмана". Вот чего нам так не хватает в нынешней России, где разрушена аристократическая иерархия и сама сословно-кастовая система.
Это важно еще потому, что наши противники спят и видят pусских — людьми третьего сорта, не господами, а "товарищами", за коими на века закреплен ярлык холопов, восставших против хозяев. Мол, господа — это те, кто образуют верхушку "золотого миллиарда", это масоны высоких и средних степеней, а кто такие pусские?
«…Итак, желаем нашему поэту не успеха, потому что в успехе мы не сомневаемся, а терпения, потому что классический род очень тяжелый и скучный. Смотря по роду и духу своих стихотворений, г. Эврипидин будет подписываться под ними разными именами, но с удержанием имени «Эврипидина», потому что, несмотря на всё разнообразие его таланта, главный его элемент есть драматический; а собственное его имя останется до времени тайною для нашей публики…».
Рецензия входит в ряд полемических выступлений Белинского в борьбе вокруг литературного наследия Лермонтова. Основным объектом критики являются здесь отзывы о Лермонтове О. И. Сенковского, который в «Библиотеке для чтения» неоднократно пытался принизить значение творчества Лермонтова и дискредитировать суждения о нем «Отечественных записок». Продолжением этой борьбы в статье «Русская литература в 1844 году» явилось высмеивание нового отзыва Сенковского, рецензии его на ч. IV «Стихотворений М. Лермонтова».
«О «Сельском чтении» нечего больше сказать, как только, что его первая книжка выходит уже четвертым изданием и что до сих пор напечатано семнадцать тысяч. Это теперь классическая книга для чтения простолюдинам. Странно только, что по примеру ее вышло много книг в этом роде, и не было ни одной, которая бы не была положительно дурна и нелепа…».
«Вот роман, единодушно препрославленный и превознесенный всеми нашими журналами, как будто бы это было величайшее художественное произведение, вторая «Илиада», второй «Фауст», нечто равное драмам Шекспира и романам Вальтера Скотта и Купера… С жадностию взялись мы за него и через великую силу успели добраться до отрадного слова «конец»…».
«…Всем, и читающим «Репертуар» и не читающим его, известно уже из одной программы этого странного, не литературного издания, что в нем печатаются только водвили, игранные на театрах обеих наших столиц, но ни особо и ни в каком повременном издании не напечатанные. Обязанные читать все, что ни печатается, даже «Репертуар русского театра», издаваемый г. Песоцким, мы развернули его, чтобы увидеть, какой новый водвиль написал г. Коровкин или какую новую драму «сочинил» г. Полевой, – и что же? – представьте себе наше изумление…».
«Имя Борнса досел? было неизв?стно въ нашей Литтератур?. Г. Козловъ первый знакомитъ Русскую публику съ симъ зам?чательнымъ поэтомъ. Прежде нежели скажемъ свое мн?ніе о семъ новомъ перевод? нашего П?вца, постараемся познакомить читателей нашихъ съ сельскимъ Поэтомъ Шотландіи, однимъ изъ т?хъ феноменовъ, которыхъ явленіе можно уподобишь молніи на вершинахъ пустынныхъ горъ…».