Битва за любовь - [2]

Через некоторое время явилась сама царица Тамарис. Увидев её, опытные и много повидавшие на своём веку воины замерли в восхищении. Да и сам военачальник не сразу обрёл дар речи. Стоявшая перед ними женщина была потрясающе красива. Тонкие черты лица, синие-синие огромные глаза, золотого цвета роскошные волосы и изящное, гибкое и стройное тело. Но даже не это поражало в царице. Ей было свойственно какое-то необыкновенное величие. От неё исходила сила, перед которой хотелось преклонить колени.

– Ты обещал отпустить с миром мою дочь, военачальник, если я приду к тебе добровольно, – сказала царица чистым и звонким, как журчание горного ручья голосом. – Я пришла. Сдержи и ты своё слово.

Ингридий с трудом взял себя в руки и поклонился царице.

– Всё будет, как я сказал, если ты пойдёшь с нами, царица, – хрипло проговорил он. – Моё слово крепче камня.

Царица Тамарис кивнула головой и подошла к дочери. Взяв её на руки, нежно поцеловала и сказала несколько тихих слов, после чего передала девочку старой няне и повернулась к пришлым воинам:

– Я готова, военачальник.

Ингридий сдержал слово и не стал чинить препятствий захваченным в плен людям, которые вскоре как будто растворились в окружающих горах. А отряд отправился в обратный путь, стремясь соединиться с оставленными у подножия гор силами. Когда достигли долины, где был разбит лагерь, Ингридия приветствовал его старый учитель и с болью в глазах показал, что осталось от непобедимого войска. Из девяти тысяч отправившихся на штурм воинов жалкие две-три сотни остались в живых. Остальные стали пищей для хищных животных и птиц, которые пировали сейчас на их останках. Вышедшие живыми из этого ужаса воины были полностью сломлены духом и думали лишь о том, чтобы поскорее перебраться на свой берег.

Военачальник не стал испытывать их терпение и отдал приказ о возвращении в расположение армии императора. Для царицы были сооружены носилки, и она сидела на них, закутанная с головы до ног большим покрывалом. Будет лучше, если мужчины не увидят раньше времени эту потрясающую красоту, подумалось Ингридию. Четыре сильных воина несли носилки, меняясь каждый час, чтобы царица не испытывала никаких неудобств.

Остатки императорского войска, посланного на завоевание истов, спокойно перебрались через реку и вскоре достигли своей цели. На них смотрели с изумлением. Никогда ещё императорская армия не терпела такого сокрушительного поражения – в поход отправилось девять когорт, а обратно вернулась кучка измученных и сломленных людей, в глазах которых застыл ужас.

Изумление достигло предела, когда перед императором поставили носилки, и Ингридий, подав с поклоном руку царице, помог ей подняться на ноги, а потом снял с её головы покрывало. Вздох восхищения одновременно вырвался из сотен мужских грудей и мягко окутал царицу, придавая ей силы. Только сам Антипий смотрел на женщину жёстко и неприветливо. Всем было известно, что их император – мужеложец, и возле него всегда вьётся стайка красивых юношей, пробивающих себе дорогу в жизни через ложе повелителя. Но такая красота не могла оставить равнодушным никого.

Император, однако, смотрел на женщину глазами, полными ледяного холода.

– Слушай меня, женщина, называющая себя царицей, и хорошо запомни мои слова, – начал он громким голосом, в котором звучал металл. – На этой земле может быть только один повелитель, и это я. Сейчас ты громко признаешь это и преклонишь передо мной колени. И после этого я отпущу тебя, но твой народ будет регулярно платить мне дань.

Антипий выжидательно смотрел на пленницу. Присутствующие замерли, и в звенящей тишине раздалось тихое, но твёрдое:

– Нет!

Император грозно нахмурил брови:

– Ты играешь с огнём, женщина. Ты даже не представляешь себе, что я могу с тобой сделать.

– Что бы ни измыслил ты, человек, называющий себя императором, это не изменит моего решения. Царицы истов никогда не преклоняли колени перед чужеземцами и не станут делать этого впредь. Мой ответ – нет, нет и ещё раз нет.

Царица стояла перед императором с гордо поднятой головой – невысокая хрупкая женщина, которую, казалось, можно переломить одной рукой. Но дух её оказался столь силён, что вызывал уважение и даже преклонение. Антипий вскочил на ноги, лицо его налилось угрожающей краснотой.

– Что ж, ты сама выбрала свою участь, несчастная, – зло проговорил он. – Непокорные рабы заслуживают вразумления. А я знаю только один способ как следует вразумить женщину. Сейчас ты здесь, на глазах у всех собравшихся будешь подвергнута наказанию через насилие.

Царица побледнела, однако не произнесла ни звука. А император выбрал из своих воинов двенадцать самых сильных и велел приготовиться к экзекуции. Воины смущённо поглядывали друг на друга, но ослушаться не посмели. Их колебания были, однако, сразу же забыты, как только по знаку императора с женщины сорвали одежды. Она стояла перед ними, прекрасная в своей наготе, и гордо смотрела на своих мучителей. Глаза её метали синие молнии, но она молчала.

– Начинайте, – велел Антипий и сел на своё кресло, готовясь к интересному зрелищу. Он был полон предвкушения победы, когда эта гордячка преклонит, наконец, перед ним колени.