Битва за Иерусалим - [7]

«Мы заглянули смерти прямо в глаза. И смерть потупила взор».

*

Но прежде чем будет дано взглянуть смерти в глаза и доказать перед ее лицом, кто ты и чего стоишь, вновь возникла одна из тех бесконечных проволочек, из-за которых многие солдаты замкнулись в глухой раковине молчания наедине со своим тяжким страхом и тревогой.

О тяжелом душевном состоянии свидетельствовало тихое нервное пение, иногда обрывистый диалог с товарищем. «Тот, в ком больше страху, узнается по молчанию, — говорит один из солдат, — но у всех было нелегко на сердце».

Один не успел с чем-то справиться по хозяйству, и ему думалось, что теперь никогда уже не успеть («иди знай, где она тебя подстерегает, гадина»); другой думал о девушке, с которой ему никогда не везло («интересно, что почувствует она, когда получит извещение за подписью городского коменданта»); третий размышлял о делах, которые обычно откладывал на завтра, и кто знает — не будет ли завтра слишком поздно.

Нет, нельзя так рассуждать, — говорил он себе, — иначе я свихнусь. Он достал картонную коробку с пайком, пожевал нехотя консервированных фруктов. Показались приторными до ужаса.

*

В полдень нашлось новое занятие, на минуты смягчившее нервную напряженность ожидания: известия «Кол Исраэль». Разделившись на группки, бойцы собирались вокруг приемников и молча слушали новости. Все казалось неясным, туманным — и начинало жалить змеиным жалом тревоги. Сообщения о подвергнутых обстрелу поселениях все повторялись. Возникло ощущение, что не успели вступить в бой, а тыл горит и семьи гибнут.

С волнением вслушивались в голос министра обороны Моше Даяна, обратившегося ко всем воинам Цахала:

«В данную минуту мы еще не располагаем подробными отчетами о ситуации в сражениях, которые развернулись. на Южном фронте. Наши самолеты ведут ожесточенные воздушные бои с самолетами противника, а наземные силы приступили к подавлению египетской артиллерии, подвергающей теперь тяжелому обстрелу наши поселения, расположенные напротив полосы Газы. Мы должны также остановить египетские бронетанковые войска, которые на первом этапе операций стремятся отрезать южную часть Негева. Генерал Мортеджи, командующий арабскими войсками в Синае, обратился по радио к своим солдатам, заявив, что в ожидании результатов священной войны к ним обращены взоры всего мира, и призвал их силой оружия и сплоченности освободить отнятую палестинскую землю.

Солдаты Цахала! У нас с вами нет захватнических устремлений. Наша единственная цель — разорвать и уничтожить кольцо блокады и агрессии, созданное против нас, сорвать попытку арабских войск завоевать нашу страну. Их больше, но мы выстоим. Мы маленький, но мужественный народ, стремящийся к миру, но готовый сражаться за свое существование и свою страну. Населению в тылу, безусловно, придется переносить тяготы, но наивысшие усилия потребуются от вас, солдаты.

Воины Цахала, вы сегодня наша надежда и уверенность».

Передача закончилась, и бойцы разошлись по своим углам. Некоторые воспользовались последними минутами, чтобы написать письмо домой. «У всех нас было такое чувство, — свидетельствует один из солдат, — будто это письмо — последнее. Вместе с тем каждый ощущал, что тревога перед боем не разъединяет, а наоборот — соединяет и связывает друг с другом. Мы были как одно целое. Никогда я не испытывал с такой силой это чувство, как в тот час».

Солдаты делились последними оставшимися у них открытками. Когда они кончились, пошли в ход коробки из-под сигарет. Все надеялись, что почта примет эти исписанные куски картона. Ведь могло случиться, что слова на этих клочках — последние, которые им довелось написать.

Тем временем стали просачиваться первые известия о бомбежке вражеских аэродромов. Оказавшегося в 20 части майора авиации, который рассказал о разбомбленных самолетах, чуть не начали качать. С этой минуты полковые командиры стали ежечасно оповещать личный состав о потерях египтян, что, разумеется, сильно поднимало настроение. Увидели, как вдали летят домой с боевых заданий «миражи» и «супермастеры», отмечая заходами на бреющий полет число сбитых вражеских машин. Рассеялись все утренние тревоги, воображение уже не рисовало страшных картин разбомбленных в тылу домов. Солдаты живо обменивались новостями о количестве уничтоженных самолетов. «Можно было воочию увидеть, — рассказывает один из парашютистов, — как глаза у всех сразу посветлели. Стало ясно, что в сражении наступил перелом и возврата к прошлому больше не будет». В один момент спало напряжение, так долго терзавшее нервы, даже страх перед близким боем как-то улегся. Возникло чувство, что впереди дело верное.

«Мы с радостью следили, как растет количество вражеских самолетов, горящих на земле, — добавляет Моти, — так как с каждым уничтоженным самолетом повышались шансы на успех воздушного десанта».

Все было готово к старту. Полковые командиры вернулись в полки и давали последние указания, как вести в песках бой с танками и как от них защищаться. «Уверен, еще немножко — и мы приступим к делу», — заявил Узи парашютистам своего полка.

Однако Моти и находившиеся вместе с ним в штабе бригады офицеры уже не были в этом уверены. К ним поступали сообщения о стремительном продвижении наземных сил в Синае. А чем быстрей идут вперед наземные части, тем меньше необходимости в воздушном десанте.