Битва за Иерусалим - [17]

В 8 часов утра рота построилась на шоссе возле своих транспортных средств, когда внезапно появился парень, сказавший: «Ну, вот. Началась война». Однако на улицах Иерусалима война пока не ощущалась. Гури озирался вокруг и видел, что ни одна машина не останавливалась, чтобы повернуть назад. Запаздывавшие на работу служащие торопились в свои учреждения, рабочие — на строительные леса и к станкам. Все вокруг продолжало оставаться спокойным и безмятежным в полном соответствии с настроением этого летнего утра.

Гури собрал своих людей на шоссе, взвод за взводом и объявил: «Война началась».

«Люди не тронулись с места, — рассказывает он. — Вид у них был самый спокойный и деловитый: наконец, произошло то, что не могло не произойти. Ведь все израильтяне встретили в то утро войну как нечто неизбежное, без особых внешних проявлений тревоги. Только у немногих вздрагивал подбородок, и кое-кто изменился в лице».

Через некоторое время появился командир полка и объявил, что надо немедленно отправиться на пограничные позиции сменить пехоту. Гури построил колонну, и вот она уже покатила по улицам Иерусалима, и ее тоже встречали поднятые в благословении руки, восторженные мальчишки и развевающиеся платки.

В квартале Паги он осмотрел старые огневые рубежи. Везде заросли колючек да старые маслины… Эти, если б и захотели, не тронутся с места, подумал Гури. Как и я, не могут не быть здесь. И все последние восемнадцать лет его жизни представились Гури как путь, где важны лишь огненные вехи, каждый раз вынуждавшие его надевать каску, красться по траншеям и ждать.

Все было тихо. Город стоял на самом пороге битвы, но пока не ведал своей судьбы. Странно, подумал Гури, уже десять часов утра, а на иорданской стороне никаких признаков войны. Но ведь в Аммане египетский главнокомандующий. Туда прибыли полки «коммандос», и иракская дивизия направляется на запад. Похоже, что и на сей раз легион решил выждать и посмотреть, как развернутся события. Они не двинутся вперед, прежде чем не убедятся, что на юге мы терпим поражение.

Рота пыталась устроиться на месте. Рядом с траншеями из грузовиков выгружали доставленные в последнюю минуту листы жести для облицовки окон и шанцевый инструмент, чтобы до наступления темноты привести позиции в относительный порядок. Кто-то даже раздобыл в компании «Солел Боне» бульдозер для углубления траншей.

Гури успел расположить и развернуть противотанковые пушки, пулеметы и минометы, как вдруг, без всякой видимой причины, послышался дробный стук пуль («словно кто-то швырнул горсть орехов на деревянный пол», — заметил один из присутствовавши). Сначала — разрозненные выстрелы; затем начали раздаваться отдаленные слабые залпы, быстро приближаясь и усиливаясь; к ним присоединились мощные очереди из тяжелого автоматического оружия.

Все надеялись, что это лишь случайные, единичные выстрелы и что они скоро прекратятся — тогда можно будет заняться работой вплотную. Одна из очередей прошла прямо над головой Г ури и засыпала его листьями, сбитыми с дерева. «Короткое затишье, оборвавшее последний залп, дало мне повод все-таки предположить, — говорит Гури, — что речь идет о местном ограниченном инциденте».

Того же мнения был командир бригады, полковник Амитай, следивший за стрельбой из своего кабинета в штабе. «Я полагал, — рассказывает он, — что это обычная, так сказать, стрельба. Ничего неожиданного в ней не было. Вот уже двое суток, как то с одной, то с другой позиции иорданцев по любой причине открывали огонь. К нему присоединялись еще одна-другая иорданские огневые точки, спеша принять участие в «развлечении». Мы реагировали на эту стрельбу с большой сдержанностью. Я предполагал, что в конечном счете дело закончится после каких-нибудь тридцати минут этой пальбы «по наитию».

Между тем по радио передали предостережение главы правительства: «Мы снова повторяем и заявляем, что не нападем ни на одно государство, пока оно не пойдет на нас войной. Однако каждый, кто предпримет нападение на юге, столкнется с нашей полной решимостью защищаться и разгромить его силы». Несмотря на это предостережение (адресованное в первую очередь правительству Иордании), оказалось, что огонь не только не убавляется и не ослабевает, а, напротив, становится все более интенсивным, превращаясь в общую огневую атаку.

*

Не прошло много времени, и вся пограничная линия превратилась в гремящий ад. Велся безостановочный огонь из автоматических винтовок и всех видов автоматического оружия. Бесы пустились в пляс, и пляска эта обещала очень скоро превратиться в сплошной водоворот огня.

«Ух, — воскликнул кто-то, — пошла пылать городская черта!» Град огня словно выпотрошил улицу. «Скорей в убежища! В убежища!» — выкрикивали бойцы гражданской обороны, заставляя прохожих сворачивать и спускаться в подвалы общественных зданий. Туда прибывало все больше и больше людей, застигнутых по дороге на работу и за покупками. Разговоры в переполненных убежищах велись об одном и том же: «Он (Хусейн) не посмеет. Я тебе повторяю, он не дурак. Он не полезет в войну просто так».

*

— Решится или не решится?.. А между тем в иерусалимских больницах выписывали домой не очень тяжелых больных, а других выносили в коридоры, освобождая койки для тех тысяч раненых, о которых говорили мрачные прогнозы. Пока их поток не начал поступать, шла подготовка, и наряду с ней продолжалась обычная работа.