Битва за Иерусалим - [103]

Это была необычайно богатая натура. Таких гармоничных людей дарила человечеству лишь эпоха Ренессанса. Он умел ощущать и ценить все многообразие жизни. Любил обильно и вкусно поесть, умел наслаждаться дикой природой; и испытывал не меньшее наслаждение от изучения биографий великих музыкантов, от чтения книг Изхара и стихов Амихая.

Он увлеченно философствовал по поводу постулата Канта, насвистывал от начала до конца симфонию Брамса и с не меньшей заинтересованностью давал уроки дзюдо.

Теперь, решив отправиться на мост, Илам снял с себя ремень, оставил оружие и пошел в огонь («как спортсмен на утреннюю зарядку», — говорит Капуста). Он подхватил первого встретившегося ему раненого, поднял на свои широченные плечи и вынес его. Заметившие его иорданцы усилили огонь. Илам, пережидая, все время разговаривал с ранеными. «Держитесь, — кричал он им, — все будет в порядке! Мы придем за вами. Вы спасетесь!». Как только погасла осветительная ракета, он и еще один солдат вернулись на мост. Снова все осветилось, и тотчас же простучала очередь, пригвоздившая обоих к мостовому настилу. Солдату посчастливилось отползти и уйти живым. Илам лежал неподвижно. На одежде выступило большое красное пятно. По-видимому, он был убит на месте.

Между тем огонь не прекращался. Пулеметчика, который оставался под огнем и продолжал стрелять, ранило вновь. Получив третье ранение, он решил бросить пулемет, вползти на ограждение и спастись под мостом. Но силы изменили ему: он повис на парапете и при попытке перебраться на руках на другую сторону сорвался в вади, сломал челюсть и выбил зубы.

*

В то время как на мосту продолжались отчаянные попытки спасения раненых, Сассон находился в своем танке возле музея Рокфеллера. Неожиданно он услыхал окрик: «Ради Бога, поехали, спустимся вниз. Там на мосту все горит. Ребята наши там пропадают. Помоги спасти их!».

Сассон двинулся в сторону моста и как только миновал Львиные Ворота попал под огонь. Он слышал, как сотни пуль клюют броню машины («тук-тук-тук- тук-тук»). По дороге ему повстречались ожидавшие его, как всемогущего Бога-избавителя, разведчики. «Вам удалось уже кого-нибудь вытащить?»- прокричал он. «Еще нескольких надо спасти», — прозвучал ответ.

Сассон спустился к въезду на мост и начал стрелять из пушки по Стене. После первых же выстрелов стало ясно, что и эта попытка обречена на неудачу. Позиция на Стене, доминировавшая над мостом, была так надежно укреплена, что заставить ее замолчать было невозможно. Выстрелы танка только привели к усиленному ответному огню, к которому присоеди-нились и позиции по другую сторону моста. Хлынул ливень пуль, мин, снарядов. Пушка танка захлебнулась и прекратила огонь, а сам танк теперь разделил участь тех, кто был зажат в огненные тиски на мосту, мосту.

Сассон решил тотчас же вывести танк в мертвое пространство, чтобы через несколько минут повторить попытку, надеясь, что, пока он обстреливал Стену, разведчики сумели кого-нибудь вынести. После второй попытки на гусеницы залез разведчик: «Послушай. дважды ты спускался вниз. а мы не смогли никого вытащить. Въезжай на мост и остановись. Подучится вроде стенки. За нею мы и спасем ребят».

Это было опять одно из вечных недоразумений между танкистами и пехотой, которая почему-то полагает, будто стальная коробка танка заговорена от любого огня.

Сассон вскипел: «Что, мой танк гроб, что ли?!». У него не было времени растолковывать; ни один танкист в здравом уме и твердой памяти, зная, что танк невозможно развернуть, если не иметь по крайней мере десять метров для маневра, не погонит машину и не поставит ее поперек моста, чтобы намертво закупорить самого себя под огнем и уже никогда не тронуться с места.

— Ладно, — сказал он разведчику. — Я снова спущусь к мосту, но не полезу на него, чтобы там и остаться. Пробуйте спасти ребят под моим прикрытием.

Сассон спустился в третий раз и снова повел обстрел Стены, как вдруг послышалось завывание, и, как коршун из поднебесья, сверху спикировал противотанковый снаряд и разорвался рядом с машиной.

Сассон врубил задний ход, пропустив вперед два танка, которые тоже явились помочь в спасении раненых.

Когда он возвратился наверх к товарищам-танкистам, ожидавшим его у музея Рокфеллера, те бросились его обнимать. «Мы думали. — говорили они, — что тебя уже нет в живых».

Никто еще не знал, что же стряслось с их командиром Рафи. (Когда через несколько часов он возник перед ними бредущий со своим экипажем, им показалось, что к ним приближаются призраки, посланцы иного мира).

*

Моти, находившегося в это время в музее Рокфеллера, буквально захлестывало сообщениями об осложнениях на злополучном мосту. Го былитруднейшие минуты с начала войны: сначала ему доложили, что'на мосту застряли танки; затем, что их ошибка повторена разведчиками, тоже угодившими в западню. Мало того, стало известно, что командир танкового отряда отбился от своих и исчез.

Моти реагировал на эти известия десятками приказов, чтобы укрепить разваливающиеся подразделения и позаботиться о спасении людей. Необходимо было также продумать и ночную атаку на Августу, пока сорвавшуюся из-за трагических событий на мосту. Это наступление откладывалось с самого утра уже много раз и по разным причинам. Для Моти было несомненно, что ночью он должен атаковать, чего бы это ни стоило.