Битва за Берлин последнего штрафного батальона - [28]

– Внимание, батальон, – буркнул замполит, и в его тоне прозвучало что-то новенькое, отчего солдаты замерли. – С этого дня командовать батальоном буду я – представляться не стану, сами знаете… Не потому, что умею это делать, – капитан невесело усмехнулся, – а оттого, что больше некому. Ничего, справимся. Выражаться в превосходной степени отныне не буду, никаких патриотических бесед… отговорила роща золотая. Вы сами все прекрасно понимаете и будете сражаться с врагом до последнего. Выступаем немедленно, к вечеру мы должны быть в танковых войсках генерала Митрофанова, готового к взятию Тельтовканала – последней преграды перед городскими кварталами.

– Там порядок, товарищ капитан? – лениво поинтересовался кто-то.

– Где? – нахмурился замполит.

– Ну, так это, в танковых войсках.

Бойцы вяло захихикали.

– Гуськов, заткнись, – поморщился капитан. – Еще одно слово – и первым же плавсредством, на котором мы войдем в город, станешь ты. Понимаю, что эти каналы вас уже изрядно бесят, вызывая, хм, скажем так, неприятные видения, но делать нечего. Окрестности последнего оплота рейха – это реки и каналы, и ничего тут не изменишь. Желающие ознакомиться с картой Берлина могут сделать это в штабной палатке после построения. Из соображений логики и удобства командования подразделениями приказываю с этого дня упразднить третью роту и влить ее в остатки первой. Должности командира и замполита совмещаются…

– И поглощаются друг другом… – прошептал Бугаенко.

– Командиром первой роты назначается лейтенант Черемушкин. Командиром второй роты – лейтенант Лодырев. Всем ясно? Отныне они, и только они – ваши отцы-командиры. Командирам рот рекомендую под пули не лезть – где я вам еще офицеров возьму? Но этим только повышается их ответственность за судьбу вверенных людей и поставленной боевой задачи.

– Накладочка, товарищ капитан, – снова подал голос неугомонный Гуськов. – А взводами командовать кто будет? Ведь без взводных, сами понимаете – кто в лес, кто по дрова.

– Быть тебе плавсредством, Гуськов, – прошелестело по шеренге.

Но новоявленный ротный Кузин, как ни странно, не вышел из себя. Он исподлобья покосился на несдержанного солдата, нахмурился и задумался.

– Ну что ж, сложная обстановка и острая нехватка командного состава вынуждают меня пойти на это. Командиров взводов и отделений я назначу сам… – замполит помялся, – из присутствующих здесь военнослужащих. Надеюсь, вы еще не разучились командовать подразделениями в боевых условиях?

Форсировать с ходу Тельтовканал – южный периметр обороны Берлина – войска Конева не смогли. Прорыв к Берлину был стремительным, тылы отстали, пехота отвлекалась на разные мелочи – например, зачищала казармы в небольших городках. Выйдя вечером двадцать второго апреля к каналу, три корпуса танковой армии Рыбалко простояли на месте тридцать шесть часов, наращивая силы – подтягивая артиллерию, концентрируя пехоту. Тельтовканал был серьезным препятствием: широкий ров, заполненный водой, с высокими бетонированными берегами. Северный берег немцы качественно подготовили к обороне: заблаговременно вырыли траншеи, установили железобетонные доты, зарыли в землю танки и самоходные установки «Фердинанд». Над каналом возвышалась сплошная стена домов с толстыми стенами, каждый из которых был превращен в неприступную цитадель.

Весь день 3-я гвардейская танковая армия готовилась к штурму, подвозили орудия. К утру двадцать четвертого апреля на южном берегу Тельтовканала сосредоточилась мощная артиллерийская группировка плотностью 650 стволов на километр фронта. Немецкое командование лихорадочно укрепляло северный берег.

Советские танки свалились на немцев как снег на голову. Линии связи работали отвратительно, удары советской артиллерии и авиации прервали связь с командными пунктами многих соединений – и штаб группы «Висла» даже понятия не имел об этом прорыве. Немцы старались спасти хотя бы часть припасов, находящихся в складах на южном берегу…

Вечером 23 апреля бойцы штрафбата выскочили из грузовиков на обширной складской территории, граничащей с южным берегом канала. Солдаты выпрыгивали из машин, растекались по двору, врывались в помещения. Полностью вывезти имущество немцы не успели. Солдаты буквально потерялись в огромном здании продовольственного склада. Стальным стеллажам, вздымающимся до потолка, не было конца.

Бойцы перемещались осторожно, готовые открыть огонь. Им наперерез метнулся тщедушный человечек в полувоенном френче – его лысина блестела, а губы тряслись от страха, – что-то лихорадочно забормотал, делал протестующие знаки дрожащими руками.

– Оба-на, кладовщик! – засмеялся весельчак Гуськов. – Здорово, дядя! Как жизнь молодая? Мужики, чего он лопочет? Кто-нибудь понимает по-немецки? Может, тут заминировано?

Кто-то уже стаскивал со стеллажа картонные коробки. На бетонный пол сыпались консервные банки – рыба, тушеное мясо, какие-то странные брикеты, напоминающие одновременно и хлеб, и толовые шашки. Кладовщик возмущенно лопотал, путался у солдат под ногами, пытаясь остановить грабеж.

– Говорит, что нужна заявка, – разобрал Максим. – Мол, без заявки он не может удовлетворить наши потребности. Час назад приезжали люди из снабженческого подразделения фольксштурма – он даже им отказал, поскольку заявка не была заполнена по всей положенной форме. Мужики… – сообразил Максим и чуть не задохнулся от удовольствия. – Этот дядька не шутит!