Битва за Арнем. Крах операции «Маркет – Гарден», или Последняя победа Гитлера - [32]

В тот вечер приказ фюрера передали по радио. «Битва на Западном фронте охватила значительную часть родной Германии. Немецкие города и деревни превращены в зоны боев. Это должно превратить наше военное руководство в фанатиков, и все, кто может держать оружие, должны идти в бой с недрогнувшим сердцем – каждый бункер, каждый жилой квартал в немецком городе, каждая немецкая деревня должны стать крепостью, и пусть либо враг истечет кровью, либо в рукопашной схватке с ним погибнет и гарнизон!»[256]

Для Нидерландов и осажденных портов Ла-Манша уже одобрили тактику выжженной земли. Начальник штаба 15-й армии сообщал: «В гавани Остенде потоплено 18 кораблей»[257]. Обсуждали разрушение портов Роттердама и Амстердама. Тем временем генерал фон Цанген по ночам все возвращал войска и полевые орудия через эстуарий Шельды.

Командир дивизии «Фрундсберг» бригадефюрер СС Хармель в тот же день выехал в Берлин – обсудить перевооружение танкового корпуса Биттриха. Но из-за состояния разбомбленных дорог он добрался туда лишь на следующий день, в середине утра. Времени хуже не могло и быть.

В отличие от Хармеля в Берлине, штурмбаннфюрер СС Йозеф Крафт оказался на месте, когда на следующий день союзники высадили десант к западу от Арнема. Крафт в свои тридцать семь служил офицером полиции безопасности на Восточном фронте. В войска СС его перевели год назад. Высокий, с темно-синими глазами, он был очень амбициозен, хотя и командовал всего лишь 16-м батальоном боевой подготовки и резерва в дивизии моторизованной пехоты СС. Возможно, до высадки воздушного десанта он не считал себя избранником судьбы – но после, несомненно, считал. Еще он был немного параноиком и позже утверждал, что обергруппенфюрер Биттрих считал его «полицейским шпионом Гиммлера»[258]. После сражения при Арнеме Крафт, похоже, полагал, что Биттрих должен рекомендовать его к награде Рыцарским крестом Железного креста[259], и был в ярости, не получив награды. Биттрих несколько высокомерно утверждал: «Я просто не могу вспомнить этого человека»[260].

Батальон Крафта, состоявший из трех рот, раскидали от Арнема до округи Остербека. Тысяча новобранцев, которых ему обещали передать для тренировок, еще не появились. Он пробыл там лишь несколько дней, когда прибывший майор-штабист передал ему приказ оставить район: штаб генерал-фельдмаршала Моделя переезжал в Остербек. В итоге Крафт разместил часть войск в лесу, к северо-востоку от города. Один отряд, близкий к Вольфхезе, стоял почти на краю зон десантирования и сброса груза 1-й вдд.

Вечером 16 сентября Крафт направлялся в Арнем, когда столкнулся с генералом Вальтером Грабманом, ветераном легиона «Кондор» (войска люфтваффе в гражданской войне в Испании, поддерживавшие генерала Франко). Грабман теперь командовал 3-й истребительной дивизией люфтваффе в Делене. Он пригласил Крафта на ужин, чтобы показать новый командный бункер, и там обмолвился, что сам уже на грани. Погода оставалась ясной, а воздушная активность союзников практически прекратилась. «Англичане не могут позволить себе пропустить даже день, и сейчас в большей степени, чем когда-либо прежде»[261]. По его мнению, это предполагало, что они готовят нечто крупное, возможно, даже воздушную операцию. В штабе Моделя он выразил свои опасения начальнику штаба генерал-лейтенанту Гансу Кребсу, но тот лишь посмеялся и сказал, что будет выглядеть нелепо, если повторит подобные предположения. Крафт решил разместить дозорный пункт на башне Вальдфрида, грандиозной виллы, которую он занимал.

В тот субботний вечер люди Крафта отмечали свою удачу – квартировать в таком приятном окружении. «Мы там как сыр в масле катались»[262], – заметил штурмманн СС Бангард. Каждый получил бутылку гольдвассера; кто-то играл на аккордеоне, пел любимые песни, и многие не ложились спать до трех утра.

В тот же вечер в Англии солдаты 82-й вдд слушали оркестр. «Одни бойцы танцевали, другие хлопали в ладоши, отбивая ритм, – записал Дуэйн Бернс. – Кто в мяч играл, кто спал мертвым сном на койке, несмотря на шум и гам. Десантироваться предстояло днем, и мы знали, что это лучше, чем ночью, как в Нормандии»[263]. Группа заядлых игроков резалась в карты, другие точили ножи-стропорезы, шутили, что немцы потравятся свинцом, или обсуждали оружие: о, то была потаенная страсть! Иные десантники даже имя давали винтовке или автомату Томпсона. Не раз они незаконно «подгоняли» свои «томми-ганы»[264] – приклад удаляли или еще что. Однако многие так же страстно ненавидели оружие. «Разочарование одно. Паршивая пушка, – говорил старший сержант Нил Бойл. – Мою заклинило. Я ее больше не возьму»[265].

Той ночью у лейтенанта Эда Вежбовского, командира взвода в 101-й вдд, состоялся тревожный разговор. Между шатровыми палатками в закрытой зоне их дислокации к нему подошел старший сержант Джон Уайт и сказал: «Лейтенант, у меня такое чувство, что я не вернусь»[266]. Вежбовский попытался свести все к шутке, но напрасно. Сержант был спокоен, но по глазам было видно, что он совершенно уверен в своей судьбе. «Потом улыбнулся, попрощался и сказал: “До утра, лейтенант”». Спал Вежбовский очень плохо. Не мог заставить себя не думать о взгляде Уайта.