Битва под Оршей 8 сентября 1514 года - [34]

3 месть великого князства, што мають на войну посылати

3 Вильны пятьсот коней

С Троковъ 10 конь

С Ковна 50 конь

3 Белены 10 конь

С Пуни 20 конь

3 Меречи 20 конь

3 Городна 20 конь

3 Вельска 50 конь

3 Бронска 15 конь

С Саража 15 конь

3 Дорогичына 60 конь

3 Мелника 20 конь

3 Берестя 150 конь

С Каменца 50 конь

3 Луцка 30 конь

3 Володимиря 30 конь

С Слонима 20 конь

3 Новагородка 20 конь

3 Волковыйска 20 конь

С Прозова 15 конь

3 Василишок 8 конь

3 Лиды 30 конь

3 Меньска 10 конь

Интересен и второй документ, идущий сразу вслед за первым — «роспись поборов с городов, которые освобождены от военного похода», уже упоминаемый ранее. В росписи перечисляются 29 населенных пунктов, которые могли откупиться от воинской повинности путем уплаты в казну денежных сумм.

Единственный сводный документ, в котором указана основная часть вооруженных сил Великого княжества Литовского первой трети XVI в. — перепись, или «попис», войска 1528 г. Наибольшее число воинов выставляли Виленское (3605 человек) и Трокское (2861 человек) воеводства, Подляшье (1747 человек), а также Жмудская земля (из 24 волостей — до 1839 «коней»).[292]

По самым оптимистическим прогнозам, численность посполитого рушения с указанных округов, которые затрагивал призыв, включая почты князей-магнатов и панов-рады[293] («листы до панов рад» были также отправлены), могла достигать до 14 000 – 16 000 человек. Эту цифру следует считать «мобилизационным максимумом». В реальности численность армии была меньше списочной численности за счет не явившихся по разным причинам, уклонившихся от службы, оставленных в гарнизонах или посланных в другие районы. Итак, с указанных земель можно было собрать до 16 000 воинов.

Посмотрим, какие имеются сведения о ходе самих военных сборов.

К 15 июня, т. е. за неделю до окончания срока сборов, князь Василий Полубенский явился со своим почтом в 50 коней[294] и одним из первых с отрядом в 526 конных (в том числе 94 «рацея» и 100 «ляхов Вольского» и 100–115 пеших) выдвинулся в район боевых действий.[295] Другой «дворянский реистр» датирован также 15 июня, принесен «от пана Яна, маршалка земского з Вилни» (имеется в виду, скорее всего, Ян Николаевич Радзивилл). В нём перечислены 518 «коней».[296]

Но самым важным свидетельством низких темпов сбора для нас является еще один реестр, составленный 18 июля. Он перечисляет всего чуть более 1200 человек.[297] Спустя почти месяц после окончания срока сборов посполитое рушение, за исключением небольших контингентов, так и не собралось.

Указанные документы Радзивилловского архива отражают лишь один из этапов сбора литовского войска. До начала выдвижения армии навстречу русскому войску оставалось еще почти полтора месяца — пока в Минске стоял Сигизмунд, за весь июль и август могли собираться войска. Следовательно, за этот срок численность литовского контингента могла возрасти в несколько раз за счет прибытия новых ополченцев.

Однако ни один документ этого не подтверждает, — мы встречаемся с привычной для XVI в. ситуацией, когда на призыв являлась небольшая часть ополчения (так было в 1512–1513 гг., во времена Стародубской войны 1534–1537 гг.[298] и в русско-литовскую войну 1563–1570 гг.[299]). За первую половину XVI в. шляхта ни разу не прибывала к месту сбора в точно установленный срок. Имелись случаи и уклонения от службы, и значительной задержки со сборами, несмотря на принятое решение жестоко карать тех, кто не поспеет к сроку на военную службу.[300] Многие могли отсутствовать на основании великокняжеских «вызволенных листов» с освобождением от службы. И, наконец, часть воинов не пошла с К. И. Острожским, а осталась с великим князем в Борисове (об этом ниже).

Подтверждают очень низкую явку на сборы и письма епископа Перемышльского Петра Томицкого, и Сигизмунда Казимировича, датируемые 18–26 июля.[301] В них указываются такие негативные качества, как медлительность и лень шляхты [cessatio или cunctatio (лат.) — промедление, мешкание, затягивание]. Низкий темп сборов посполитого рушения может свидетельствовать о нежелании шляхты воевать.

Отметим, что письма написаны спустя месяц после окончания срока сборов. Вообще, при чтении немногочисленных свидетельств о мобилизации в 1514 г. можно найти подтверждения словам С. Герберштейна, писавшего: «Если им (литвинам — А. Л.) откуда-нибудь грозит война и они должны защищать свое достояние против врага, то они являются на призыв с великой пышностью, более для бахвальства, чем на войну, а по окончании сборов тут же рассеиваются» [в другом месте: «как только дело доходит до выступления (из лагеря), один за другим являются к начальнику, придумывая всевозможные отговорки, откупаясь у начальника деньгами, и остаются дома»].[302]

Явно раздражённые нотки в посланиях великого князя Литовского и епископа Петра Томицкого, касающихся промедления со сборами, могут служить подтверждением того, что численность посполитого рушения существенно не возросла к концу августа, когда войско выдвинулось к Орше. Армия Сигизмунда начинает движение лишь после того, как к ней присоединились хоругви поляков-добровольцев, «охочие гуфы».