Битва на поле Куликовом - [25]

Вот счастье-то! Поснимали князья, бояре да воеводы доспехи, сложили их на телеги. И оружие туда же. Иные и кафтаны поскидывали. Привольно-то как в легких одеждах. И ратники тоже вслед за ними.

На пути селения, а в них всегда можно найти хмельные меды, пиво да брагу. И начало войско пить да веселиться, устроили в один из дней знатные люди охоту на диких зверей. Словно они не в походе ратном, а дома, развлекаются после шумного пира.

…За хорошее вознаграждение мордовские старшины верно служат проводниками у Арапши. Незаметно, скрытыми дорогами подвели они татар к разгулявшемуся русскому стану.

Разделил царевич свое войско на пять полков и второго августа в послеобеденное время на берегу реки Пьяны напал на русских.

И началось кровавое похмелье. В суматохе и панике ринулись воины к телегам с оружием и доспехами. Где уж тут надеть кольчугу… Схватить бы побыстрее копье или хоть рогатину. Рубить бы врага боевыми топорами, да они еще не насажены на рукояти.

Побежали русские ратники. Гнал Арапша их, не давая времени опомниться.

Тем, в кого не воткнулись татарские стрелы, кого не разрубили кривые сабли, надо было убежать от плена. Бежали кто как мог.

Князь Иван, сын Дмитрия Константиновича, прискакал к реке Пьяне, на коне въехал в нее и утонул. И не он один. Множество людей не избежали его участи. А еще больше попало в плен: и князей, и бояр, и простого воинства.

Одержав победу, Арапша двинулся к Нижнему Новгороду. Князь Дмитрий Константинович спасался в Суздале. И горожане покинули город: каждый уходил от врага как мог. У которых были ладьи, уплыли по Волге к Городцу.

Пятого августа татары ворвались в беззащитный Нижний Новгород и стали ловить не успевших убежать жителей.

Когда город дочиста ограбили, зажгли его татары со всех сторон, а сами ушли домой, уводя за собой бесчисленный полон…

СМЕРТЬ МИТРОПОЛИТА АЛЕКСИЯ

Митрополит Алексий стал совсем стар и дряхл. Пора было подумать о преемниках. Самым подходящим ему казался Сергий Радонежский, потому что больше всего скорбел он о печалях русской земли, не помышлял о личном величии и своих выгодах. И умом светел, и верой тверд. Размыслив так, Алексий призвал к себе игумена Сергия из Троицкой обители.

Долгой была их беседа. А затем Алексий повелел вынести митрополичий крест, украшенный золотом и драгоценными каменьями.

— Чувствую я, что приближаюсь к концу моему, — сказал он, глядя на Сергия Радонежского пристально. — И желаю, пока жив, назначить митрополита сам. Тебя я избрал, Сергий.

— Нет! Это не для меня, — тихо, но решительно возразил Сергий, — не по мне сан, владыка, прости меня. Кто я? Грешный человек. Молю тебя, святитель: пусть минует меня сия честь.

Но не хотел митрополит отказываться от принятого решения.

— Слушай меня, Сергий, — возвысил он голос. — Прими мое благословение. О Руси печалясь, прошу тебя, игумен. — С этими словами Алексий надел на Сергия крест.

На какое-то мгновение воцарилось молчание.

Дивно было видеть на старенькой, заплатанной самим Сергием ризе крест, сияющий золотым блеском и искрящийся каменьями-самоцветами.

— Прости меня, святитель Алексий, — еще тверже заговорил Сергий. — В юности я не был златоносцем, а в старости еще больше хочу пребывать в нищете и скромности. Золото порождает зависть, из-за него проливается кровь.

— Знаю, знаю я это! — подавляя раздражение, сказал Алексий. — Но нет никого достойного, кроме тебя. Теперь же поставлю тебя епископом, а после моей смерти сядешь на митрополичьем престоле. Такова моя воля.

— Внемли мне, святитель! — горячо воскликнул Сергий. — Юношей я ушел из мирской жизни. Ушел в дремучий лес от несправедливости и жестокости мирской, где сильный обижает слабого, где человек делает несчастным человека. Только топор и лопату я взял с собой, чтобы своим трудом добывать себе хлеб насущный. Я ходил в рубище, знал лишь труд и молитвы. Как я надену роскошные митрополичьи одежды? Я не могу жить в окружении слуг. В твоих покоях, святитель, я перестану быть Сергием. Люди разуверятся во мне, а я им нужен.

— С митрополичьего места твой голос будет слышнее, — не сдавался Алексий, — он будет звучать как набатный колокол по всем землям русским.

— Нет, святитель, мой голос станет еле слышным, — сказал Сергий, глядя на Алексия. — Люди не узнают меня в митрополичьем сане.

С этими словами Сергий, осторожно поддерживая одной рукой драгоценный крест, другой снял с себя золотую цепь. Грубые, как у простого крестьянина, темные от работы и непогоды руки Сергия передали крест Алексию.

В глубине души митрополит всея Руси понимал, что Сергий Радонежский прав. Но — владыка всевышний! — кому передать все огромнейшее богатство митрополичьего двора и всю его независимость? В чьи надежные руки? Нет преемника… И бессильно метался Алексий по своим богатым покоям.

В этот час неспокоен был и великий князь Дмитрий Иванович. Он знал, что Сергий у отца Алексия, знал, зачем его позвали в митрополичьи покои. И с нетерпением ждал конца беседы. Дмитрий не хотел видеть Сергия Радонежского митрополитом всея Руси. Он, как и все, преклонялся перед мудрым старцем, с трепетом принимал его благословение, не смел перечить ни единому слову, произнесенному тихим, кротким голосом. Однако другого человека хотел князь видеть на митрополичьем престоле.