Битва на Калке. Пока летит стрела - [146]

И сразу услышал разносящиеся над рекой частые удары в железное било, созывающие всех под княжеское знамя.

* * *

Олёшка Микулич, ведя половцев, как и было заранее обговорено, перевёл своё войско через реку и выдвинулся подальше в степь. Послал дозорных в том направлении, куда ушёл полк Мстислава Мстиславича и Даниила Романовича.

С половцами ему легко было управляться. Он знал, что чем с ними строже себя держишь, тем охотнее они выполняют приказания. Даже оба хана половецких, Котян и Бастый, стали поглядывать на него с выражением угодливости, после того, когда он подъехал к небольшой толпе половецких воинов, отнёсшихся к назначению Олешки без должного уважения, и несколькими ударами кулака посшибал их с коней. Всё это видели и теперь уже не решались противоречить новому русскому воеводе.

Дозорные скоро вернулись. Опять ни с чем. Рассказали, что долго шли по следам Мстислава Мстиславича, глядели внимательно вдаль, но ничего, кроме этих следов, не увидели.

Рассудив, что в случае опасности Удалой обязательно прислал бы гонца, Олёшка решил, что к вечеру надо ждать князей с их полком обратно. Видимо, сегодня, как и в предыдущие дни, ничего не произойдёт.

Монголы появились неожиданно.

Раньше всех их приближение почуяли кони: запрядали ушами, прислушиваясь к ещё неразличимому для людского слуха дальнему топоту множества копыт. Потом, когда топот стал слышнее, заволновались и половцы. Они падали на траву, прикладывали уши к земле, слушали.

Можно было и так подумать — это, мол, возвращается князь Мстислав. Но половцы в один голос стали утверждать, что стук копыт какой-то чужой, да и зачем князю, возвращающемуся в свой стан после целого дня скачки, гнать людей с такой скоростью?

Некоторые из половцев поспешили к коням, забирались в сёдла. Топот становился всё различимее.

Микулич заволновался: надо было что-то приказывать, но что? И пока он собирался с мыслями, из-за пологого взгорка, поднимавшегося неподалёку, вылетел и сразу огласил окрестности визгом большой монгольский отряд.

Олёшка страшно закричал, стал собирать свой полк, пытаясь выстроить его и вести половцев навстречу врагу. Его послушалось немного народу — всего несколько десятков человек. Да и то, поскакав за своим начальником, они и полпути не доехали до противника — повернули и кинулись бежать.

Им удалось оторваться от преследователей, потому что монгольское войско ненадолго остановилось — позабавиться. С монголами съехался лишь один Олёшка Микулич.

Его мигом окружили.

Монголы кричали ему что-то, смеялись, закидывая головы. А он, озираясь, крутился на коне с мечом, зажатым в руке, — и не понимал, почему вдруг остался совсем один среди множества врагов, впервые им виденных. Вокруг были только чужие, оскалившиеся в смехе, лица. Всё остальное куда-то исчезло, не осталось ничего, кроме раскосых монгольских лиц и мохнатых конских морд.

Ему уже махали приглашающе: что же ты, нападай! Науськивали сами на себя. Сужали постепенно круг, дотягивались концами копий до коня, подкалывали его, чтобы шибче подпрыгивал. Вырваться из этого смертельного круга было нельзя.

Тогда Олёшка, выбрав из всех смеющихся лиц самое ненавистное, сжал зубы и бросился на него, движимый одной только надеждой — что сможет в последнем безрассудном броске дотянуться.

Но не дотянулся. Сразу три коротких копья проткнули ему грудь и шею. Микулич даже боли не почувствовал — одно бессилие, видя, как меч выпадает из непослушных пальцев, а хохочущее лицо монгола, кривясь в гримасе смеха, уходит куда-то вверх, вверх — и навсегда.

Добив забавного русского, монголы пошли дальше. Лавиной понеслись они мимо брошенных повозок, вдогон бежавшим с поля битвы половцам.

Если бы половецкие ханы Котян и Бастый смогли управлять своими людьми, если бы сами половцы, оставившие воеводу, не обезумели от страха, то вполне могли бы ещё спастись. Отступая, куманы могли взять немного в сторону, чтобы подойти к Калке не в том месте, где расположился русский стан. Они, спасая себя, могли дать русским увидеть, что монголы преследуют своих союзников, дать общему войску хоть немного времени на то, чтобы собраться. Русские, ведомые князьями, могли ударить на монголов сбоку. И битва сложилась бы совсем не так, как она сложилась.

Но половцы, обезумев от страха, не разбирая дороги, на полном ходу влетели в ничего не ожидавших! русский стан.

Там мало кто бодрствовал в этот послеобеденный час. Поднялся дикий переполох — никто не понимал, что происходит. Все метались беспорядочно, разыскивая своих коней, оружие, брони. Все натыкались друг на друга, падали, поднимались на ноги и снова падали, сбитые с ног конными половцами. В оглушительном шуме нельзя было расслышать приказов воевод, нельзя было разыскать своих. Всё перемешалось в пыли, стонах и ругани.

А половцы, лучше других понимавшие сущность происходящего, отбивали у русских коней. Попутно грабили всё, что попадалось под руку.

Это ещё больше усилило суматоху. По всему становищу завязывались схватки. Озверевшие и испуганные люди не понимали — на кого нападать, от кого обороняться? Многие, не найдя в общей толчее своего оружия, бежали в открытую степь: хоть бы со стороны поглядеть, что делается. И тут двумя большими отрядами, с двух сторон на разорённый стан налетела монгольская конница. Началось безжалостное избиение.