Битва на Калке. Пока летит стрела - [131]

Дружина Мстислава Мстиславича и полк Даниила двигались теперь без особой торопливости, чтобы не слишком уйти вперёд от остальных. Но в то же время старались не задерживаться.

Через два дня достигли Варяжского острова на Днепре. И здесь встретили воевод Держикрая Володиславича и Юрия Домажирича с войском. Те по Днестру спустились до моря, а потом на ладьях поднялись до этих мест, как и было договорено. Течение Днепра, словно вдосталь набушевавшись на порогах, здесь уже было слабым, почти неподвижным, и ладьям было легко плыть снизу.

От воевод узнали, что несколько раз на берегу появлялись монгольские отряды — небольшие, судя по всему — разведывательные. До стычек с ними не доходило, хотя у многих галичан чесались руки — высадиться на берег и попытать счастья. Пустив несколько стрел, монголы исчезали в степи. Сколько их всего?

Дальше решили двигаться вместе — для надёжности. Мстислав Мстиславич велел и обозу подтянуться, чтобы быть всё время на виду. Отставший от войска обоз — лёгкая добыча для монголов, которые, судя по рассказам, умели появляться из степи внезапно.

Больше монголов не видели. В течение нескольких дней, что войско двигалось по течению Днепра, в степи ему не встретился никто. До самого Олешья степь казалась пустой — только изредка взлетит из травы стая журавлей, или кабаны пробегут, или мелькнёт вдали кем-то потревоженное оленье стадо.

Два или три селения, встретившиеся войску, тоже оказались пустыми. Небольшие поля и огороды вокруг них были засеяны, и уж всходы зеленели, но жителей не было никого. Видимо, забрав с собой весь скот и домашнюю утварь, люди ушли, спасаясь от надвигающейся беды. Вид брошенных селений сильно подействовал на Мстислава Мстиславича: он приказал разбивать стан и дожидаться подхода основных сил. В ночь выставил усиленные дозоры, спать велел не раздеваясь и при оружии. Опасность как бы дышала отовсюду своим смрадным дыханием. Даже соловьи, от пения которых всё вокруг должно было звенеть, и те словно оробели, свистали робко, обрывали песню.

На следующий день подошли смоленские полки с князем Владимиром Рюриковичем. Потом — Мстислав Романович с киевскими. Ну а следом за ними войска стали подходить густо, на всю округу скрипя обозами и наполняя окрестности весёлым людским гомоном. Через три дня снова появился над Днепром целый город, а скопления ладей и насадов на воде напоминали большие острова. Здесь порешили стоять и отсюда ходить в степь, разыскивая противника.

На совете право первым начать поиск Мстислав Мстиславич выговорил себе и Даниилу, как прибывшим на место раньше всех. Остальное войско было решено держать в готовности и двинуть, когда придёт пора. Не шутка поднять такую громадину — вместе с половцами около ста тысяч воинов насчитывало союзное ополчение.

Всё шло хорошо. Немного огорчала, правда, Мстислава Мстиславича размолвка с Мстиславом киевским — её пока не удавалось преодолеть. Киевский князь дулся на Удалого, сердился за небольшой, но строгий разнос, учинённый ему при всех после убийства послов. Считал, что честь его задета. А Мстислав Мстиславич так не думал: о чести надо было раньше заботиться, когда на твоих глазах творится постыдное дело, а ты ему не препятствуешь, хотя и в силах это сделать.

Они оба, два пожилых уже человека, сидели во время совещаний подальше друг от друга, гордо отворачиваясь, если приходилось нечаянно встретиться взглядом. Это вызывало у молодёжи неуважительные смешки и улыбки, скрываемые, однако, от обоих старших князей.

Последнее перед началом военных действий совещание решили закончить товарищеским — не пиром, конечно, а — обедом на открытом воздухе. Многие думали, что, выпив слегка, оба князя помирятся — неладно начинать общее дело, будучи в ссоре. И уже челядь забегала, уставляя расстеленные на траве скатерти блюдами и кубками, когда прискакал из степи дозорный.

С коня слезать, кланяться в ноги князьям не стал — в походе такое разрешалось. Крикнул из седла, обращаясь сразу ко всем:

   — Отряд монгольский едет! Никак опять посольство!

И поскольку его больше ни о чём не спросили, хлестнул коня, повернул обратно и ускакал — не то любопытствовать, не то показывать послам дорогу.

Монголы вскоре появились. Подъехали на своих коротконогих мохнатых лошадёнках. Послов было пятеро, снова при белом своём знамени с птицей и конским хвостом.

Один из послов, ко всеобщему удивлению, выглядел совсем не по-монгольски да и одет был не так, как остальные: лазоревый, шитый золотом кафтан его, переливавшийся на солнце, был этому человеку явно мал — распахнут и лишь на толстом животе перехвачен простым кожаным поясом. Сапоги были тоже какие-то странные, с сильно загнутыми вверх носками, а вместо шлема или шапки на голове колпак из сыромятины.

Когда посольство спешилось, именно этот человек заговорил совершенно отчётливо по-русски, с неуловимо знакомым Мстиславу Мстиславичу выговором.

   — Поклон вам привезли, князья! От ихнего князя, багатура Субэдея, — сказал человек и, сняв колпак, действительно поклонился — один из всего посольства. Остальные остались неподвижны и с непроницаемыми лицами.