Битва - [30]

— Рассказывайте, что у вас нового, какие заботы. Ваше дело особое. Вот где не проиграть! Ракеты! Против них, как сами понимаете… Так что к вам и отношение другое, и требования другие!

Янов увлек Сергеева к креслам, а не к столу, и Сергеев с прихлынувшей сердечной волной подумал, что маршалу хочется разрядиться, поговорить свободно, откровенно, может, даже по душам. И, настраиваясь на добрый лад, уже мысленно прикидывал, что и как ему скажет — именно начистоту и прямо. И когда сели напротив в глубокие, удобные кресла, располагавшие к покою, расслаблению, Сергеев принялся докладывать неторопливо, но вдумчиво, обоснованно и видел лицо маршала, разгладившееся, подобревшее — даже будто морщинки у глаз разошлись, исчезли, а брови приподнялись, спокойно застыли на лбу; Янов слушал, не перебивая, не задавая вопросов, он, казалось, хотел не пропустить ни одного слова, запомнить все, что сообщал Сергеев. Нет, Сергеев не стал говорить о нуждах, бытовых неурядицах — Янов об этом уже слышал, когда прилетал на полигон, да и все ему известно из доклада, который тогда по указанию маршала вслед за ним выслали сюда, в Москву, — он говорил о том, что увязывали, уточняли после отъезда Янова с полигона и что потом вошло в подробный и конкретный план, который Сергеев и привез с собой. Закончив свое сообщение, он раскрыл папку на молнии:

— А план — вот он, товарищ маршал… Здесь, по нашему мнению, выражено все, чтобы «Меркурий» вступил в строй в минимальные сроки и чтобы, как вы сказали, не проиграть…

— Это хорошо, что привезли план, — сказал Янов, принимая пакет с сургучными печатями. — Мне уже звонили насчет этого и министр Звягинцев, и главный конструктор Умнов. Соберемся, пригласим всех заинтересованных, потом доложим главному, министру обороны. Соберемся на днях. Вы пока поживете здесь, походите предварительно по управлениям — прощупайте почву. Управление Бондарина особенно. Кадровиков потрясите — им задание дано. Медицине тоже… Словом, действуйте. Без стеснения. С гостиницей устроят. Оставьте ваши координаты Скрипнику. А как Лидия Ксаверьевна?

Вопрос застал Сергеева врасплох — он никак не ожидал, что маршал задаст его в ходе делового разговора, и потому, не найдясь сразу, как ответить лучше, сказал:

— Ничего. Держится.

Янов улыбнулся чему-то, видно пришедшему в эту минуту на память, даже качнул головой, сквозь сдерживаемый добродушный смешок проговорил:

— Да, мужественная женщина! Прямо скажем, сюрприз преподнесла — лучше некуда! Частенько вспоминаю ваш вид, когда из самолета вдруг — Лидия Ксаверьевна… Взрыв бомбы — и то бы не так, а?

— Было дело! — Сергеев тоже рассмеялся. — Но, слышал, Дмитрий Николаевич, при вашем активном участии все произошло…

Рука Янова вяло всплеснулась над коленом:

— Нет уж, не преувеличивайте моей роли! Позвонила Лидия Ксаверьевна Скрипнику, тот доложил… Отказать с местом в самолете не мог, только и всего.

Сергееву интересно и приятно было сидеть с Яновым вот так, напротив, в креслах, располагавших к тихой и неторопкой беседе, и действительно, Сергеев испытывал сейчас умиротворенность, успокоенность: заботы и думы, которые теснились еще совсем недавно в голове, и те сложные проблемы и вопросы, которые предстояло решить ему в Москве, — все до странности легко отошло, отступило. На какое-то время Сергеев даже забыл, где он: должно быть, это ощущение возникло оттого, что оба они незримо, неприметно перешли в разговоре от дел к человеческому, личному. Янов вдруг заговорил о доме, о сыне Аркадии, его учебе в академии, о внучке… Размягчился, заерзал в кресле, когда принялся передавать забавы и проказы внучки, светился непривычно ласковым светом.

— И ведь все знает! Не дети — вундеркинды! Впрочем, чего же? Радио, телевидение… Пять лет, а толкует о космосе, спутниках. Вчера явилась ко мне: «Это что такое — грозят термоядерными ракетами? А ты военный, чтобы грудью защищать от них? Да, дедушка?» Понимаете, что говорит? — Янов торжествующе блеснул глазами, но осекся, насупился, сведя, по обыкновению, брови к переносью и опустив их; лицо сразу утратило живость, размягченность, на щеках как бы проступил свинцово-горький налет. Заключил тихо: — Вот и подумаешь, какая у них судьба, что ждет их… — Он вскинул руки над коленями: — Ладно, устраивайтесь, наносите визиты, держите меня обязательно в курсе. Впрочем, вам, кажется, устраиваться нечего? Квартира в Москве осталась?

— Пока, товарищ маршал. Войдет в строй домик, перевезу мебель — квартиру сдам.

— Ну и ладно.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Фурашов стоял у самого берега, по щиколотку вступив в воду; в высоких резиновых сапогах, подпиравших глянцевыми раструбами под пах, и в гимнастерке с ремнем, в фуражке выглядел молодо — поджарый, высокий, — легко забрасывал спиннинг за лопушистые заросли, на середину речки Поти с темной густой водой.

До обеда многие офицеры тоже, как и он, Фурашов, рыбачили, рассыпавшись по тенистому, поросшему травой и тальником берегу; рыбачили женщины и дети — речка и ольховник оглашались радостными возгласами, вскриками: рыба клевала неплохо. Фурашов поймал двух небольших щук, желто-зеленых, светлых — «камышовок», — и сильного скользкого язя с огненно-красными плавниками.