Битники. Великий отказ, или Путешествие в поисках Америки - [93]
Вспомним пассаж из «Общества потребления»: система производит различия, чтобы функционировать, она должна порождать свое собственное иное изнутри самой себя. Выходит, контркультура – вовсе не внешнее противоречие данной культуры, но, напротив, необходимый и имманентный ее момент.
Кто мог угадать, что эпоха Просвещения, провозгласившая нового человека без его старой тени, погибнет, вся превратившись в однажды отброшенную тень? Может быть, такова судьба всех революций – однажды стать тем же, что она силилась ниспровергнуть. Во всяком случае, в обозримой истории не было еще ни одной революции, которая бы по прошествии времени не обратилась в реакцию, рано или поздно устранив все свои благие завоевания. О чем бы мы ни вспомнили, всюду приходят кромвели, бонапарты, сталины. И Новый свет тут не исключение, и отцы-основатели не были так уж терпимы к инакомыслию, а феминизм и движение за права чернокожих вполне органично преобразились в Общество полного уничтожения мужчин и радикальный расизм Черный Пантер. Как это ни ужасно, в истории палач и жертва чаще всего обратимы, и ныне Израиль по санкции холокоста вершит геноцид палестинцев на их же родной земле. И даже за пределами политики, скажем в литературе, всё происходит с той же беспощадной закономерностью. А дело всё в том же: система производит свои различия.
К примеру, мало кто был таким же догматичным тираном, как Андре Бретон, пламенный революционер и борец с порабощающими условностями. Какой агрессивной, нетерпимой и хамской была новейшая музыка в лице, скажем, Пьера Булеза или новейшая философия в лице, скажем, Алена Бадью. А вместе с тем многочисленные свидетельства доносят до нас образ стареющего метра Аллена Гинзберга, который чем дальше, тем больше являл свой собственный догматизм, неприятие каких-либо художественных и поведенческих альтернатив, капризную мегаломанию и нарциссическое самодурство. Исполнись он безнаказанности, возможно, стрелял бы и вешал за попытки возврата к поэтической форме, за твердую гетеросексуальность, за приверженность монотеистическим религиям, за традиционные общественные ценности. В какой-то момент и этот апостол свободы стал в своем роде реакцией, облаченной в пурпурную мантию поп-культурного авторитета. Всё потому, что противоположности системы обратимы.
Таким он дожил до старости, но бит-поколение умерло не с ним, а гораздо, гораздо раньше – тогда, когда ему суждено было стать мейнстримом, в наивно-бунташные 1960-е годы. Во всяком случае, я волен поставить точку в нашей истории не где-нибудь в 1997-м, а в промежутке между 1968 и 1969 годами, когда один на другим умерли августейшие особы – Король Хипстеров Нил Кэссиди и Король Битников Джек Керуак. После этого, как мне кажется, деревья в Америке перестали быть большими, а Новое Видение превратилось в слепое пятно торжествующего общества спектакля.
В 1960-е западный мир изменился – не то чтобы до неузнаваемости, напротив, он стал слишком знакомым даже в том, что еще вчера выглядело как вызов и дерзость. Теперь за вчерашний радикализм взялся рынок, а это похуже, чем полиция и политика. Ведь рынок – это, по сути, и есть система. Если еще в предыдущей декаде лишь самые смелые и отчаянные бросались с концами в яркую хипстерскую жизнь, то теперь даже самый обычный подросток из американского пригорода держался как настоящий бунтарь без причины, этакая помесь из Джеймса Дина и Марлона Брандо на игрушечном трехколесном велосипеде. Словом, с радикалами случилось самое страшное: быть радикалом стало модно. Вот что Эрик Хобсбаум говорит об этом бунташном времени: «Еще более важным являлось то, что подобный отказ от прежних ценностей происходил не во имя какой-либо другой модели общества (хотя новому способу борьбы за свободу личности были даны идеологические обоснования теми, кто чувствовал, что он нуждается в подобных ярлыках), а во имя неограниченной свободы индивидуальных желаний. Он допускал царство эгоистического индивидуализма до крайних пределов. Парадоксально, но эти бунтари против устоев и запретов разделяли исходные посылки, на которых было построено общество массового потребления, или, по крайней мере, психологические мотивации, которые те, кто продавал потребительские товары и услуги, находили самыми эффективными для их продажи»[219]. Ибо бунтарь – это тоже часть рынка, то есть системы.
Да, когда-то было вызовом слушать бесструктурную негритянскую музыку и в целом косить под отвязного негра, как в керуаковских «Подземных», но в шестидесятых маргинальная черная культура без боя стала белой – в образе пляшущего и кричащего рок-н-ролла, а что могло быть безопаснее Элвиса Пресли или «Битлз»?.. В конце концов, пресловутый S, D & R» n»R – это не революция, а бизнес. Трагическая фигура юного гомосексуалиста, репрессируемая в стерильном обществе обывателей, теперь исполнилась веселья, и однополые связи стали притягательными, стали
