Битники. Великий отказ, или Путешествие в поисках Америки - [92]

Энди Уорхол – «Философия Энди Уорхола».

«Если раньше искусство было, в сущности, лишь утопией, или, иначе говоря, чем-то ускользающим от любого воплощения, то сегодня эта утопия получила реальное воплощение: благодаря средствам массовой информации, теории информации, видео – все стали потенциальными творцами. Даже антиискусство – наиболее радикальная из всех артистических утопий – обрело свои очертания с тех пор, как Дюшан изобразил ерш для мытья бутылок, а Энди Уорхол пожелал стать машиной. Все индустриальное машиностроение в мире оказалось эстетизированным; все ничтожество мира оказалось преображенным эстетикой».

Жан Бодрийяр – «Прозрачность зла».

Мне доводилось слышать историю про Адама, который украсил собою невинный мир, распахнув на широты свое любопытствующее пламенное сердце. Куда бы ни шел он, где бы он ни останавливался, всюду ему улыбалось златокудрое щедрое Солнце. Одно тяготило Адама-скитальца: следом за ним, куда бы ни вел его ветер, плелась безобразная черная тень, словно грязь, налипшая на его вольные ступни.

Так тяготился он своей тени, так стыдился ее, что однажды не выдержал и воззвал к дружелюбному Солнцу:

– О щедрый светоч, всё совершенно, что ты мне даешь изо дня в день, всё изящно и царственно, всё, кроме этого отвратительного отростка, преследующего меня тут и там, этой выжженной тени без лика и образа! Исполнись же милости к единственному своему сыну, вели ей убраться с моих утомленных глаз, вели ей рассеяться в воздухе и никогда не тревожить моих стремительных пят!

Солнце смотрело на Адама с лучистой улыбкой, и свет его сделался теплее и ярче. И тогда в одно мгновение тень Адама исчезла, не оставив следа, и остался Адам один на один с собою и с целым сияющим миром.

Однако, к несчастью, торжество его длилось недолго. Сам того не замечая, Адам то и дело тревожился по мелочам, и самые простые прежние радости отныне вызывали в нем злую скуку. Он ощущал, что из жизни его испарилось нечто значительное, без чего ни утренний холодок, ни дикая поросль, ни палитра небес не казались ему столь же чарующими, как когда-то.

Не ведая, что ему делать, Адам перенес свой неистовый гнев на себя самого. То и дело бранил он себя самыми последними словами, бил себя в грудь, чтобы унять ненасытное раздражение. Он чувствовал, что ему некуда деть этот гнев, и чем больше он вымещал его на самом себе, тем большим этот гнев становился. И вот, не выдержав нового приступа, Адам схватил себя за горло и стал душить, да так, что затрещали зубы. Вены набухли на посиневших висках, потемнело в глазах, Адам почти что без сил упал на колени и, пробиваясь сквозь собственную смертельную силу, обратил к Солнцу последний свой хрип:

– Но почему же я делаю это, о Солнце? Почему же я убиваю себя? И Солнце, бесстрастно взглянув на нелепую смерть Адама, ответило в пустоту:

– Потому что твоя темная сторона утратила форму, и тебя разрывает на части от того, что ей нет никакого выхода.

И после того, как Солнце повернуло свой лик в другую сторону, на холодной безвидной земле осталось лежать бездыханное черное-черное тело, и был это не Адам, а кто-то совсем другой.

*

Впрочем, почему бы не предположить обратное: тень, отказывающаяся от того, чьей тенью она является?..

Так как мечта в существе своем составляет противоречие реальности, налично данному положению дел, ей необходимо всегда сохранять свою отрицательную заряженность, свою нереалистичность. Это значит, что всякий реализм должен, помимо всего прочего, негативно конституировать рядом с собой свою теневую мечту.

Реализм на всех уровнях – в обществе, в воспитании, в здравом смысле – должен отторгать от себя мечту, маркируя ее именно как фантазию, только фантазию. Чтобы мечта сохраняла свое существо, реализм должен непрестанно разоблачать ее нереальность. Поэтому глуповато звучит заявление, что Америка-де потеряла свою историческую мечту. В том-то и дело, что нет.

Америка никогда не потеряет мечту, потому что она слишком реалистична и прагматична. Ее реализм и прагматизм суть необходимые условия того, что мечта сохраняется как иное по отношению к ним. Ведь потерять мечту можно только одним способом: добиться того, чтобы мечта превратилась в реальность, с тем перестав быть мечтой. Как таковая мечта никогда не реализуется, поэтому она бессмертна.

Этого достаточно, чтобы объяснить необходимость существования в мечтающем обществе сильной контркультурной традиции. Ее представители суть настоящие жрецы нереального, те, которые в своих ритуальных безумствах и эскападах хранят само различие между реальностью и мечтой. Во имя существования этого фундаментального социального различия самый прагматический конформист кровно заинтересован в соседстве с самым отъявленным хулиганом и беспредельщиком.

Жан Бодрийяр называл это теоремой о проклятой стороне вещей: «Любая структура, которая преследует, изгоняет, заклинает свои негативные элементы, подвергается риску катастрофы ввиду полного возвращения к прежнему состоянию, подобно тому, как биологическое тело, которое изгоняет зародышей бацилл, паразитов и иных биологических врагов, избавившись от них, подвергается риску рака и метастазов, иначе говоря, риску возникновения позитивного, пожирающего свои собственные клетки, или же вирусному риску, проявляющемуся в угрозе оказаться пожранным своими собственными антителами, оставшимися теперь без применения»