Битники. Великий отказ, или Путешествие в поисках Америки - [50]
Нет, упускать ничего нельзя – вот объяснение той лихорадочной спешке, в которой работает Керуак. Он должен успеть и объять необъятное. И если на уровне содержания он пытается охватить всю полноту возможного опыта, то на уровне формы этой попытке соответствует техника спонтанного письма, задействующая полный ресурс языка – от матерщины до философской терминологии, от разговорных оборотов до звукоподражания. Всё это – литература, нацеленная лишь на одно, и это одно и есть всё, поэтому-то перед нами поистине универсалистская литература. Стоит только отметить, что Керуаку при этом очень везло с материалом, то есть с людьми: они были поистине универсальны, поэтому им так уютно на страницах универсалистских керуаковских книг.
Собственно, поэт Гари Снайдер, послуживший прототипом для образа Джефи Райдера, и был, наряду с Нилом Кэссиди, одним из таких удивительных людей. С Джеком они познакомились на юго-западе как раз тогда, когда в Сан-Франциско случился поэтический Ренессанс. С некоторой натяжкой Снайдера можно отнести ко всей этой литературной когорте, с натяжкой – потому что его поэзия заметно отличается от общепринятой в тех кругах, по меньшей мере из-за ее ориентированности на восточную традицию.
Несколько слов о Гари Снайдере. Он родился 8 мая 1930 года в том самом Сан-Франциско, однако еще в детстве переехал с семьей на Север, в штат Орегон, где и вырос на дикой природе, о чем в романе «Бродяги Дхармы» он напоминает рассказчику всякий раз, по поводу и без. Близость к природе – предмет особой гордости Снайдера-Райдера, одновременно главный сюжет его медитативной поэзии: «Детство Джефи Райдера прошло в восточном Орегоне, в лесной бревенчатой хижине, с отцом, матерью и сестрой, он рос лесным парнем, лесорубом, фермером, увлекался жизнью зверей и индейской премудростью, так что, ухитрившись попасть в колледж, был уже готов к занятиям антропологией (вначале), а позже – индейской мифологией. Наконец он изучил китайский и японский, занялся Востоком и обнаружил для себя великих бродяг Дхармы, дзенских безумцев Китая и Японии»[118]. Отсюда второй важнейший для нас сюжет – Восток. По образованию Снайдер был этнографом, позже он получил специализацию, изучая востоковедение в Беркли. Главный научный и жизненный интерес Снайдера – буддизм, в особенности японского разлива. Спустя некоторое время после знаменитых чтений в Сан-Франциско, о чем сказано в романе, он по гранту уезжает в Японию, где живет порядка декады, изучая буддизм (хотя сам Снайдер в одном интервью скажет так: «Нет никаких буддистов, есть только люди в пути» – чрезвычайно буддистская многозначительность!)
Поэзия Снайдера медитативна, он учится у восточных мастеров и не скрывает этого – важнее всего для него пустота, объемлющая точный вещественный, не идеализированный, не субъективированный образ, как, например, на полотнах Хокусая:
Или:
Что касается мотива возвращения в природу, здесь Снайдер и Керуак не были одиноки. В американской традиции эта тема стала особенно заметна благодаря Генри Дэвиду Торо и его «Уолдену». Как известно, Торо, ярый противник механизированной цивилизации с ее принудительным овеществлением человека, поставил над собой любопытный эксперимент, самостоятельно построив хижину у Уолденского озера близ Конкорда, штаб-квартиры трансценденталистов, и попробовал пожить в диких условиях, по максимуму отказавшись от так называемых благ цивилизации. В результате он опытно выяснил, что по большей части все эти блага суть пустышки, созданные для порабощения человека человеком, а обойтись можно малым, оставаясь счастливым – куда счастливее, чем прислуживая своим собственным вещам. В Торо здесь, конечно, говорит руссоист, сформированный идеалистическим обожествлением природы его учителя Ральфа Уолдо Эмерсона, который хоть и был пламенным певцом естественной жизни, но сам опрощаться явно не торопился. Торо был проще и смелее, он примером своим показал и, наверное, доказал, что добрый дикарь, по заветам Руссо, чище и лучше испорченного городского жителя. Единственное что – Торо сперва был городским жителем, а уже потом переквалифицировался в доброго дикаря, поэтому с руссоистской точки зрения эксперимент был не особенно чистым.
Как бы там ни было, последователи Торо в XX веке, Снайдер и Керуак, или Райдер и Смит, предпочитают природу цивилизации и с удовольствием уходят из городского мира навстречу привольной дикости. Негативность поэтов и странников по отношению к миру цивилизации имеет строгую идеологическую логику: выстраивание нового человека, отрицающего образ жизни американского буржуа, требует отказа от титульной городской культуры с ее автоматизацией (поэтому надо ходить пешком и готовить на огне), с ее оболванивающим комфортом (поэтому надо спать на полу или на земле, много двигаться, отказываться от излишнего инвентаря), с ее агрессивным уничтожением окружающей среды (поэтому надо чтить природный мир, ухаживать за ним и петь ему гимны). Очевидно, они не отказываются от самой оппозиции природы и цивилизации, они сохраняют ее, но только занимают в ней противную сторону, ту, которая среди большинства их сограждан почитается как менее важная и, в общем, пустая. В этом еще нет радикального смешивания природы и культуры, которое даст о себе знать в последующем постмодернизме, но есть восстановление баланса, гармонии между двумя оппозициями.
В данной книге историк философии, литератор и популярный лектор Дмитрий Хаустов вводит читателя в интересный и запутанный мир философии постмодерна, где обитают такие яркие и оригинальные фигуры, как Жан Бодрийяр, Жак Деррида, Жиль Делез и другие. Обладая талантом говорить просто о сложном, автор помогает сориентироваться в актуальном пространстве постсовременной мысли.
В этой книге, идейном продолжении «Битников», литератор и историк философии Дмитрий Хаустов предлагает читателю поближе познакомиться с культовым американским писателем и поэтом Чарльзом Буковски. Что скрывается за мифом «Буковски» – маргинала для маргиналов, скандального и сентиментального, брутального и трогательного, вечно пьяного мастера слова? В поисках неуловимой идентичности Буковски автор обращается к его насыщенной биографии, к истории американской литературы, концептам современной философии, культурно-историческому контексту, и, главное, к блестящим текстам великого хулигана XX века.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.
В монографии раскрыты научные и философские основания ноосферного прорыва России в свое будущее в XXI веке. Позитивная футурология предполагает концепцию ноосферной стратегии развития России, которая позволит ей избежать экологической гибели и позиционировать ноосферную модель избавления человечества от исчезновения в XXI веке. Книга адресована широкому кругу интеллектуальных читателей, небезразличных к судьбам России, человеческого разума и человечества. Основная идейная линия произведения восходит к учению В.И.