Бисмарк и Россия. 1851-1871 гг. - [37]
Расчет Буоля на вооруженную поддержку германских государств был одновременно и справедливым, и спорным. Прежде всего, австрийский министр обращался к статьям Заключительного акта Венского конгресса 1815 г.[332], согласно которым все германские государства были обязаны оказать военное сопротивление на случай нападения на территорию Германского союза.
Но Ломбардо-Венецианское королевство, коронная земля империи Габсбургов, не входило в состав Германского союза. Согласно 46 статье Заключительного акта Венской конференции министров от 15 мая 1820 г.[333], любая война германских государств за пределами Германского союза должна была рассматриваться как война, чуждая Союзу. Буль находил выход и из этой ситуации. Он обращался к 47 статье, гласившей, что при нападении противника на территорию, не входящую в состав Германского союза, государства-члены Союза могли определить, угрожает ли эта агрессия безопасности Германии. В австрийском прочтении этой статьи, предстоящая война несла угрозу интересам Германского союза. Так, например, мог пострадать входивший в состав Союза Трентино, но совсем угрожающей могла бы считаться мина, подложенная Францией на Рейне.
В желании примерить на себя образ борца за независимость Германии, Австрия фактически стремилась к тому, чтобы втянуть в войну всю Германию, подменяя интересы Германского союза своими собственными национальными интересами.
В Пруссии в этот раз ситуация несколько отличалась от той, что была накануне и в годы Восточной войны. В своем курсе «Новой эры» принц-регент заявил о начале политики «моральных завоеваний» в Германии. Перед Пруссией ставилась задача «добиться такого политического уважения и соотношения сил, которые она не могла бы достигнуть, опираясь на материальные силы»[334]. В достижении этой цели принц-регент прибег к тому средству, за которое Бисмарк боролся с австрийцами в самом начале своей дипломатической деятельности во Франкфурте: свободной печати, дававшей возможность открытой критики австрийской политики в Германском союзе. Обращение прусского правительства к общественному мнению консерваторы считали оппортунистической апелляцией к народному суверенитету, бонапартизму, а либералы – демагогической взяткой народу, игрой на его подлинных национальных интересах.
В выборе направления внешней политики в те дни в Берлине не было единства. Отдельные представители консервативной партии выступали за сближение с Францией, чтобы парализовать тем самым Австрию. Большинство же кабинета, да и сам Вильгельм не хотели превратить Пруссию в инструмент французской политики, но и на предоставление помощи Австрии без ответных уступок они тоже не соглашались. Берлин высказывался против австрийского прочтения 47-й статьи и в случае дальнейшей спекуляции со стороны Вены угрожал решительными действиями вплоть до выхода из Германского союза. Пруссия выдвигала Австрии следующие требования: реформа союзного государства и изменение военного законодательства Германского союза с переходом к Пруссии верховного командования над союзным контингентом войск.
Бисмарк прибыл в Петербург в разгар дипломатической переписки между внешнеполитическими ведомствами европейских держав. Родителям своей супруги он писал, что «над Европой проносятся грозовые тучи, разряжающие свое электричество в перекрестном огне телеграфов»[335].
В поисках мирного разрешения конфликта вся европейская дипломатия была занята подготовкой предстоящего международного конгресса. Вовлеченный в стремительный водоворот событий, Бисмарк жаловался на то, что «конгресс совершенно меня убивает»[336]и даже не остается времени для писем родным. Переговоры об организации этой встречи в верхах начала еще в январе Великобритания, направившая в Вену лорда Коули для урегулирования конфликта.
Возможное английское влияние на французскую политику обеспокоило Петербург – и он вскоре предложил Тюильри свои посреднические услуги. Когда в марте 1859 г. в Париж прибыл граф Коули и привез с собой проект примирительных условий, министр иностранных дел Франции граф А. Валевский передал Киселеву, что их содержание неясно и недостаточно[337]. В ответ на это российский посол официально сделал предложение о конгрессе. В письме великому князю Константину император Александр II писал: «В политике одно только новое, то, что все главные державы согласились на мое предложение конгресса для разъяснения итальянских дел. Дай Бог, чтобы этим мы могли сохранить мир, но я не могу скрыть от тебя, что надежды у меня мало, чтобы удалось достигнуть этого результата»[338].
Миротворческая позиция Александра II и предложенный Петербургом путь имели своей целью максимальное использование возможностей дипломатии для недопущения войны[339]. Вместе с тем Чичерин доказывал, что затянувшиеся по поводу предстоящей встречи в верхах переговоры ослабляли позицию Австрии в Европе и шли на руку французскому императору, который получал возможность подготовиться к войне[340]. Российское предложение о проведении конгресса нашло свой отклик даже у англичан, ущемленных тем, что Петербург обошел их в процессе мирного урегулирования. Посол Великобритании в России баронет Джон Файнс Твислтон Крэмптон «выражал свое убеждение в серьезности и искренности российского содействия сохранению мира»
