Биробиджан - земля обетованная - [68]

Родившийся в тайге

Мой брат, родившийся в тайге Биробиджана,

С рожденья знал пути в лесах наверняка;

Дремучая тайга и в сумраке тумана

Была ему ясна, как степь для степняка.

Он был, как юный кедр, не тот, что пересажен

В угрюмую тайгу, чтобы сродниться с ней,

А тот, что из земли здесь вырос ростом в сажень,

Вцепясь в тяжелый грунт сплетением корней.

Его отцы прошли по всем дорогам мира,

Чтоб не пришлось ему скитаться на возах,

И нету для него родней реки, чем Бира,

Он любит этот край, как любит степь казах.

Здесь он родился, здесь переболел он корью,

И терпкий сок берез сосал, как молоко,

И в шелковой траве зеленые нагорья

Его, запеленав, баюкали легко.

Тайга крепила рост его зубов молочных

Пахучею смолой и корешками трав,

И ветви в колыбель тянула, чтоб неточный,

Неверный первый шаг он сделал, не упав.

Она вела его, как нянюшка, играя,

В атласный мир листвы, где мог он без конца

Свистеть и щебетать, дразня и повторяя,

Такого же, как он, задорного певца.

Медведя мягкий ход, стремительность фазана

Узнал и перенял он с самых ранних пор;

Река его труду учила неустанно,

И вечно юным быть — тысячелетний бор.

И тишину дарил ему покой долинный,

Движение и шум — гремучий водопад,

А сопка — небеса на высоте орлиной;

На голубых полях он был простору рад.

Медовою смолой и хвоей пахли бревна:

В грудь леса врублен был его сосновый дом.

В артельный, общий труд с врожденной страстью кровно

Он сам — еще малыш — вошел своим трудом.

Теперь он великан с могучими руками;

Открытое лицо, и взгляд по-детски чист,

И бронзовый загар, и кудри — ручейками,

Он зорок, как орел, и по-оленьи быстр.

И потому, что он, иной удел приемля,

Родился, вырос здесь, — переселенца сын, —

Он любит этот край, как любит корень землю,

Его ветра, леса и шум речных теснин.

На юношу взглянув, припомнишь ты нежданно

Скитальческую жизнь и ощутишь острей:

Вот поросль коренных сынов Биробиджана,

Взращенная трудом еврейских матерей!

Вергелис пытался (и это сошло ему с рук) привести в некую гармонию тему русского и еврейского подвига: я, дескать, еврей, но одновременно и русский. Вот характерный отрывок из поэмы Вергелиса «Песнь о герое» — Иосифе Бумагине, повторившем подвиг Александра Матросова (это его дочь стоит первой в списке тех, кто отвергал лицемерное сочувствие израильской военщины):

Я русский воин, я еврей из-за сибирской дали.

Я в бой пришел с хинганских гор, где вся моя семья,

Меня в труде сибиряки умельцем называли,

И смельчаком теперь зовут меня в бою друзья.

Врагу известно — у меня рука тяжеловата.

На русском поле рос и креп мой род из века в век.

Я на Матросова похож, как на родного брата,

Я русский воин, я еврей из-за сибирских рек.

Я родины своей солдат. Я к площадям Европы

С боями тяжкими пришел, не сдавшись, не устав.

Я с теми, кто под пули шел, сражался, рыл окопы,

Россию милую храня, на страже счастья встав.

Я волю нес друзьям, врага карая неустанно.

Готов гранатой сердце я швырнуть в лицо ему.

Я русский воин, вырос я в тайге Биробиджана.

Я с теми, кто спасает мир в пороховом дыму!

Да, и впрямь изящное решение: «я русский воин, я еврей».

Субэтнос?

* * *

Исаак Бронфман в «Литературную энциклопедию» не попал, но в биробиджанской плеяде он фигура вполне заметная.

Улица Шолом-Алейхема

…Мне дорог этот город.

Люблю гудков его

Рассветный говор,

И звон Биры,

И сумерки аллей —

Здесь я встречаюсь

С юностью моей.

И часто снятся мне

Костры и ливни,

Гул тракторов

И перебранка пил.

Легли проспектов

Солнечные линии

В местах,

Где зверь таежный воду пил.

И не жалею,

Что кирпичиком здесь лег я

Вот в эти мостовые

И дома.

Взметнулся город

Птицей-песней легкой,

И я шепчу

Шолом-Алейхема слова:

«Смеяться здорово,

Врачи велят смеяться!»

На площадях цветет сирень, акация.

Шолом-Алейхем —

                    это значит

«Мир вам!»

Что может быть дороже

Этих слов!

Мой город спит

Под небосводом мирным,

Укутанный таинственностью

Снов.

Шолом-Алейхем —

Звонкий мастер слова —

Любил людей.

И был любим он ими.

Сегодня мы встречаемся

С ним снова

На улице,

Носящей это имя.

Здесь поднялись дома

До неба синего,

Здесь встали корпуса

Заводов новых.

Живут здесь люди

Честные и сильные —

Строители

Невиданнейшей нови.

Когда рассвет

Крыло зари расправит

И приподнимет

Черный полог ночи,

Ему навстречу

Двери открывает

К станкам своим спешащий

Люд рабочий.

О, если б мог

Шолом-Алейхем видеть,

Как труд их светел,

Радостен и славен.

Он — вечно молодой,

Смешливый витязь,

Великой Песнью

Труд людей прославил.

Над городом —

Распахнутые дали…

— Шолом-Алейхем, люди,

Мир вам, люди!

И улице мы это имя дали —

Она достойна.

И всегда так будет.

Гешефт

(из фронтовой тетради)

Мне с венграми досталось разделить

Победы радость.

                     Было все похоже

На то, что мне в тот день любой прохожий

Считал за долг улыбку подарить.

И я бродил, той радостью согрет,

По городку с беспечностью разини,

И подошел дорогой к магазину,

По случаю нехватки сигарет.

А он являл собою пустоту,

Среди развалин чудом уцелевший.

Да, пуст был он.

                     Но за прилавком плешью

Поблескивал хозяин на посту.

Хозяин — толст, в ермолочке и скор

В движениях —

                     развел руками: видишь…

На языке простого люда — идиш —

С хозяином заводим разговор.

На языке знакомом и веселом