Биро-Биджан - [59]

Молодые коммунары очень быстро устали. Долгая передышка не помогала. Наоборот, после такой передышки чувствовалась такая ломота во всех костях, что разогнуться невозможно было. Несколько раз пытались взяться за какую-нибудь работу, но никакая не шла на лад. Не то, чтобы хотелось спать. Или есть. Все просто были без сил.

Сегодня все раньше времени пришли с работы. Дома каждому парню было что доделать. Сразу лечь, отдохнуть никто не мог: готовились к очень важному долгому заседанию.

* * *

Несколько дней спустя я встретил Любу в Бирофельде. Трое молодых переселенцев и Люба пришли сюда с ними переговорить. Она еще больше подурнела, была очень изможденной и спешила на заседание.

Она остановилась возле меня на несколько секунд, но успела глубоко вздохнуть:

— Это все не то, что нужно.

В последние дни Люба снова что-то читала в газетах.

Но ни в одной статье не говорится о муках переселенцев, об их радостях, не откликаются на…

— М-м… забыла, как сказать…

Люба минутку подумала и обрадовалась:

— Про организацию. Как организовать коммуну. Это же самое важное дело на свете.

Как же можно не верить такому лицу с такими глазами! Кто услышит Любин грудной голос, тот все ей доверит и признает ее справедливость. Отойдя, я еще долго помнил Любино лицо и глаза. Я хорошо помнил, как она сказала мне своим твердым приятным голосом, что самое важное дело в мире — это организация. Поэтому надо же таки знать, как организовать коммуну.

II

Говорили, что тот, кто приехал первым на Бирское опытное поле, тот захватил самые лучшие места.

Первым сюда приехал «завистливый коллектив». Тогда топчаны в большом бараке были еще свободны. А все пять членов коллектива сразу от дверей бросились на «кровати», которые стояли посреди барака. Но вскоре они осмотрели помещение и переместились на правую сторону. Тут члены коллектива начали ссориться за кровать, которая стоит возле правой стены. А когда они не смогли договориться, то вмиг второй член коллектива захватил противоположный угол с кроватью, что стоит в нем; третий сразу захватил третий угол, а четвертый захватил последний. Глава коллектива Нисель Грагер, будучи уверен, что ему оставят лучшее место, остался совсем без угла. Он минутку смотрел одним глазом на своих четырех «подчиненных». Потом побежал просить, чтобы выдали обедать.

…Постепенно барак начал заполняться. Все вновь прибывшие вбегали с желанием захватить «самые лучшие» места, но потом выяснялось, что самое лучшее уже занято и больше «лучшего» не осталось.

…Когда большая белорусская коммуна прибыла на подворье опытного поля, «весь первый этаж» барака был уже занят, да и чердак тоже: на грубые балки переселенцы положили доски, постелили соломы и легли. Большая коммуна вошла в барак, медленно все оглядела, осмотрелась; поговорили между собой и громко объявили, что забирают себе левый угол. Обитатели левого угла надулись, забурчали, но коммунаров было много, и все они были крепкие парни. Они говорили твердо и уверенно. Никто не отважился с ними спорить. Бурчали, очень сердились, но вынуждены были собрать свои пожитки и освободить коммуне место в левом углу.

Это уже коммуна. Расположились, как дома. Набили по всем стенам гвоздей, да еще и поразвешивали свое. Видно, думают зимовать в этом бараке. Одну кровать поставили посередине, и на ней делают все, как на столе: едят, пьют, даже письма пишут.

— Повесьте еще занавесочку на кровать, и будет совсем так, как в буржуйской спальне, — шутили переселенцы.

Все уже знают, что главная хозяйка в коммуне Сима.

— Она совсем и не их, — говорили соседи. — Она учительница, а они простые грубияны из какой-то мужицкой школы. Но она такая славная, хозяйственная. Даже час переждать где-нибудь, — говорит она, — тоже надо по-человечески.

Собственно говоря, она ничего не говорит: она не из очень разговорчивых, Сима. Она в техникуме тоже была молчаливая, и ее за это звали «Сима-молчальница». У нее особенность краснеть, просто как огнем пылать. Правда, потом она поднимает руки, якобы для того, чтобы причесать свои пушистые волосы, чтобы думали, будто она от этого краснеет. Но вскоре она увидела, что никто не верит этому причесыванию. Тогда она отворачивалась, хваталась что-нибудь делать. Там она отходила и немного погодя возвращалась, напряженно улыбаясь.

Одно вызывало досаду у Симы: она не ладила с председателем коммуны. Чтобы с ним говорить, она должна была спорить из-за каждой мелочи и краснеть. Это же человек, как тот кремень. Ему хочется, чтобы его коммуна занимала видное место. И видной во всем: пусть сейчас привезут лес и сразу примутся строить дом, чтобы таки сейчас начали пахать и тут таки на месте начали сажать хотя бы картошку; надо постараться, — кричал он, — получить несколько коров и завести молочное хозяйство; и он ничего не имел против, чтобы выполнить просьбу агронома и выделить пару коммунаров инструкторами.

На последнем слове Сима ужасно вспыхнула. Это уже не от стыда. Это был только гнев. Действительно, коммунары больше знакомы с сельским хозяйством, но прежде всего они приехали сюда не затем, чтобы демонстрировать свою мудрость. Они приехали в Биро-Биджан создать образцовое хозяйство. Они не должны останавливаться перед трудностями. Такая, например, серьезная проблема, как гнус, их не остановит. Это глупость. А если надо будет работать еще несколько часов в день, то никто не будет торговаться. Но хвататься за все сразу, — значит, ничего не сделать.