Биро-Биджан - [62]

Шрифт
Интервал

— Смотри, как умоляет, — смеются над Симой. — Как будто она его мать.

Нет, Сима Менделю не мама, даже не сестра. Они оба члены одной коммуны. И хоть Мендель упрямый, но очень полезный работник. Сейчас он слабый, и ему нужен уход. Ну, а Сима как раз может делать все, что нужно Менделю. Да, хоть Сима и устала немного — она выстирала сегодня все белье — но она как-нибудь пересидит эту ночь возле Менделя.

Дежуря, Сима нашла таки себе работу: она намажет всем сапоги касторкой. Больше двадцати пар сапог. Приходится стоять в сапогах в воде, они высыхают потом и натирают парням ноги.

Она сидела возле дверей, наклонившись над черепком, макала тряпку в касторку, а тем временем думала, кого бы послать на курсы трактористов. По ее мнению, надо послать такого, что… Кто-то наклонился к Симе и начал с ней разговаривать. Это Борис, председатель рогачевского коллектива, который разместился со своими товарищами тут, возле дверей.

Да, Сима вообще не любит хвалить кого-нибудь, но она немного краснеет и говорит, что из всех молодых коллективов ей больше всего нравится рогачевский. Парни работают дружно, не обращают внимания на время, а по сравнению с другими коллективами они сделали много. Вспахали большой кусок земли, навозили леса и накосили много сена. Но Симе не нравится одно: почему у них в коллективе есть девушка, которую они считают не работницей, а какой-то «госпожой», украшением. Есть она ест наравне со всеми. Но тогда, когда парни работают, она всегда сидит в бараке и перемывает посуду. А если пришьет кому-нибудь пуговицу к штанам, то берет за это деньги… За такую «деятельницу» держать девушку в коллективе не подобает ни парням, ни ей. Может, рогачевцы не знают, что такое «эквивалент»…

Сима вытерла касторку с рук, поправила ватное одеяло на Менделе, дала ему немного компота, а потом обернулась и объяснила, что значит звучное слово «эквивалент».

… В любом случае, когда работа такая тяжелая, каждый шаг вперед стоит рек пота, — девушка в коллективе не должна быть домашней «барышней». Если девушка не может валить бревна, тянуть балки, то она должна научиться ходить за коровами или вязать.

— Стой. — Сима вдруг бросила сапог и тряпку, выпрямилась и с восторгом посоветовала рогачевцу:

— Скажи своей девушке, чтобы она пошла на тракторные курсы. Эта работа не такая тяжелая и очень-очень полезная.

Сима закончила тем, что мыть тарелки и возить бревна в таких невероятно тяжелых условиях вообще не эквивалентно.

Она попросила на минутку ее простить: она должна пойти поразвешивать портянки парней. Парни стояли сегодня в воде и очень промокли, надо высушить их портянки.

Сима, наверное, задержалась во дворе, потому что, когда вернулась, рогачевец уже спал. В бараке теперь было темно. Только одна лампа светила над головой Менделя. Сима протиснулась между всеми кроватями к Менделю. Он не спал. Лежал с раскрытыми глазами и смотрел. Сима наклонилась и заглянула в его глаза. Они были широко раскрытые и влажные. Когда она хотела выпрямиться, то почувствовала препятствие: Мендель обвил ее шею руками и не пускал.

— Пусти, Мендель.

— Сима, постой немножко вот так, — просил Мендель. — Ты славная девушка, Сима.

— Ну, ну, об этом в другой раз.

— Пусти меня, прошу, я оденусь. «Швайцарка» ослабела. У нее один рог… И слезы текут у нее очень. Пусти меня к ней.

Сима дернулась и вытянула голову из рук Менделя. Она положила маленькую девичью руку на его лоб. Он был холодный. По всему бараку гудел на все лады храп.

— Чего ты придуриваешься, Мендель? Жар у тебя совсем прошел.

— Сима, я тебя очень люблю. Пойди, посмотри «швайцарку». У нее очень слезы текут, и она не ест.

Девушка укрыла Менделя и направилась к дверям. По всему бараку гудели на все лады храп и сопение. Она нащупала двери и вышла. За дверями храп еще гудел в ее голове.

… Сейчас, когда Менделю полегчало, можно было бы что-нибудь сделать. Но дождь все льет и льет. Лес возить сейчас нельзя. Сено косить нельзя. Сима предложила бы теперь привести в порядок всю сбрую. Некоторые шлеи починить; перебрать вожжи и все промазать дегтем; коней надо подкормить, чтобы все кости у них спрятались. Да и телеги надо в порядок привести. Но лучше всего было бы, если бы выбраться в село и привезти еще одну корову и пару свиней. Если Сима не обеспечит всю коммуну молоком, салом и мясом, она дает голову на отсечение.

— Кому нужно ее сечь, — шутит один. — Дай сюда, мы ее лучше расцелуем.

— Ты про поцелуи забудь, — отзывается другой как бы невзначай. — Есть уже кому целовать Симу.

— Кому, например? — разворачивается разговор. Сима уже вся красная, пылает. Она отворачивается, расстегивает мужской пиджачок, который носит последнее время, вынимает из-за пазухи ордер от старшего агронома. Это она у него добилась ордера, чтобы закупить еще одну корову и пять свиней. Но кого послать?

О, о, Мендель уже наготове. Он уже совсем здоровый, он чувствует себя сильным, как двое коней.

Удивительно, настоящий командир получился из Симы. А когда она надела этот пиджак, то уже приказывает, и все. Но Симы уже нет. Она покрутилась между кроватей, на ходу застегивая пиджак и приглаживая пушистые зачесанные волосы, вышла. Скоро она вернулась и сказала, что пару коней уже запрягли. Нехем и Вова могут ехать. Коммуна снова шутила и смеялась. Парней распределили, и все принялись за разные работы в бараке.


Рекомендуем почитать
Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга III

Предлагаем третью книгу, написанную Кондратием Биркиным. В ней рассказывается о людях, волею судеб оказавшихся приближенными к царствовавшим особам русского и западноевропейских дворов XVI–XVIII веков — временщиках, фаворитах и фаворитках, во многом определявших политику государств. Эта книга — о значении любви в истории. ЛЮБОВЬ как сила слабых и слабость сильных, ЛЮБОВЬ как источник добра и вдохновения, и любовь, низводившая монархов с престола, лишавшая их человеческого достоинства, ввергавшая в безумие и позор.


Сергий Радонежский

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.