Биро-Биджан - [63]
…Был хороший день, солнечный и теплый. Глинистая земля проветрилась, и можно уже было ехать. Следующие дни тоже были солнечные и теплые, очень теплые. Для дома привезли очень много леса, надо было только закончить крышу. Мендель таскал парней, чтобы привезти дранку с «двадцать второй версты» и помочь как можно быстрей закончить дом…
Сима теперь снова спорила с Менделем и каждый раз краснела. Сейчас стоят хорошие дни, и Сима подгоняла молодых коммунаров, чтобы помогали пахать. В их распоряжении есть теперь трактор, надо быстрей распахать и что-нибудь посеять.
— Что, Симочка, из-за того, что ты в комиссии, чтоб пахать землю, то и тянешь теперь парней к себе. Чудной человек эта Сима: работать должна только та комиссия, к которой она принадлежит.
— Неправда, Сима вообще так не думает. Больше половины коммунаров могут косить и сгребать сено.
— Ну, а дом?
— Дом никуда не убежит. — Если что, барак теперь свободен. Переселенцы разъехались по делянкам, а при необходимости можно в нем пожить несколько дней, а кроме того, дом почти готов. Туда надо отправить пару крепких парней, чтобы помогли закончить. Такую погоду жаль пропустить. Сейчас надо вспахать немного земли и накосить много сена.
Симы уже нет. Она пошла на поле, туда, где сейчас грохочет трактор. Позади солидного, грохочущего трактора пара бойких коней тянула плуги и повторно переворачивала землю. Тут уже были наготове бороны, и веселая молодая лошадка бодро и быстро бороновала. Позади всей процессии тянулись парни с полными шапками порезанной картошки, которую тут таки на месте и сажали. Все были так погружены в работу, что невозможно было кого-нибудь оторвать.
Сима позвала двух коммунаров, которые, она была уверена, послушают ее, и послала их на сенокос. Сама она побежала посмотреть на дом. Она совсем не надеялась найти тут Менделя. Когда сегодня утром говорили о покосе, Мендель молчал, и заметно было, что он тоже согласился на это. А теперь он возле дома и осматривает его. Сима не видела, чтобы Мендель тут что-нибудь делал. Он только крутится и что-то высматривает. Мендель и сейчас такой сердитый и обеспокоенный, как никогда. Сима боится у него что-нибудь спросить. Последнее время от наималейшего Симиного прикосновения он, этот большой Мендель, начинает плакать и обнимает ее.
Сима уже было пошла, но услышала, что Мендель ее зовет. Мендель отвел ее в сторону, к стенке и разрыдался:
— Сима. «швайцарка»… сдохла. — Мендель еле пролепетал. Он не мог на ногах устоять. Прислонился к стенке и плакал, как малое дитя. Сима подошла ближе, поискала в карманах платок, чтобы вытереть ему слезы, но не нашла. Тогда она подняла полу мужского пиджака, который носит последнее время, и вытерла ему глаза. Мендель вдруг улыбнулся красными заплаканными глазами:
— Вот так я, Сима… «швайцарке» вытирал… но она все равно сдохла. — Мендель всхлипывал и бормотал:
— Такая корова. «швайцарка»… бедолага, с одним рогом.
Сима никогда не ложилась спать сама. Она совсем не спала на кровати. Она даже отодвинула в сторону свою кровать. На широком месте, на полу она постелила много свежего сена; медленно, осторожно положила маленькую пеструю телочку. И слегка гладила ее, чтобы та заснула. Тогда только сама тоже прикорнула на этом самом месте.
Коммунары прозвали телочку «Сиротка» и всегда заботились о ней так же, как и о каждом члене большой белорусской коммуны.
… Через две недели коммуна перебралась из «двухэтажного» барака в новенький деревянный, покрытый новой крышей дом, и все коммунары несли на себе по несколько больших тяжелых узлов. — Мендель шел с пустыми руками и опущенной головой и спорил с Симой: он хотел только нести «Сиротку» на руках, а Сима не пустила.
— Но ей же тяжело идти, — доказывал Мендель со слезами на глазах. — Для такой телочки это далеко.
— Ничего, бес ее не возьмет, — притворялась Сима, будто сердится, отводя руки Менделя. И слегка подталкивала телочку.
У Менделя не было сил упираться и настаивать на своем. Он только хотел отстать, идти сзади. Но Сима с «Сироткой» ждали, пока Мендель подойдет ближе. Тут ему Сима вытирала глаза полой мужского пиджака, который она носит в последнее время, потом снова слегка подталкивала маленькую пеструю телочку и отходила на несколько шагов вперед.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Стр.
Предисловие М. Кипера
Еще дома (вместо предисловия)
Из дома
В вагоне
От Иркутска
По берегам Байкала
«Старосты»
1. Глаза навыкате
2. Неверие
3. Первый митинг
Тихонькая — Бирфельд
Едем осматривать земельные участки
У прилучан на «Бомбе»
Никита в Биро-Биджане
В тайге — хижина
Фишко тоже едет
На рисовых полях
Письма
1. От Баси
2. От Мейлаха
Две коммуны
Предлагаем третью книгу, написанную Кондратием Биркиным. В ней рассказывается о людях, волею судеб оказавшихся приближенными к царствовавшим особам русского и западноевропейских дворов XVI–XVIII веков — временщиках, фаворитах и фаворитках, во многом определявших политику государств. Эта книга — о значении любви в истории. ЛЮБОВЬ как сила слабых и слабость сильных, ЛЮБОВЬ как источник добра и вдохновения, и любовь, низводившая монархов с престола, лишавшая их человеческого достоинства, ввергавшая в безумие и позор.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.