Биро-Биджан - [52]

Но закончу на том: но она же имеет много врагов, Эстер Машбир. Говорят, что она безбожная женщина и такие холеные ручки не могут обмывать покойников. Ой, Мейлах, да и дрянные же люди у нас в местечке. Ей просто завидуют. Конечно, представь себе, сейчас таки много покойников в местечке, и можно на этом иметь неплохой заработок. Потому ей таки завидуют. Зато… да она, Эстер, тоже маху не даст, поэтому она становится в сентябре на кладбище и за один месяц зарабатывает себе на жизнь аж на три месяца. Ах, такая Эстер.

Но я тебе скажу, Мейлах, в местечке теперь так повелось, что на некоторых и вовсе не обращают внимания. Хоть бы тут распростерся и умер, на тебя никто и не оглянется. Где же ты видел, больше половины местечка мрет с голоду — разве на них на всех насмотришься? Если уж «гоям» сейчас на черта сдалось местечко, то уже точно плохо.

Но тебя, Мейлах, это не касается. Я не из тех женщин, которые могут тебе делать гадости. Кажется, что за десять лет жизни со мной ты меня уже хорошо знаешь. Я хочу, чтобы ты добился какой-нибудь цели, потому что вся наша жизнь теперь зависит от тебя. Но когда видишь, что больше половины местечка простирается на улицах, то уже об этом и пишешь…

Только все это меня обходит, потому что и вправду: зачем же той Эстер столько денег, если один ребенок у нее умер, а другой уже на божьей дороге. А для себя самой она уже пиров, как раньше, не справляет. Так я об этом и не хочу больше разговаривать.

Лучше пиши мне, почему у вас там солнце мучается, что оно там у вас не всходит и заходит, как положено? И когда ты мне пришлешь деньги? Да если же я никак не могу жить в этой берлоге, да еще и без копейки денег! А когда я пришла в Озет, то он мне показал на порог. Ты послушай только: раньше обещали давать большую помощь, а теперь — никакого внимания. Они плюют в лицо и выгоняют прочь! Слышишь, это, конечно, преступление с их стороны.

Да не забудь написать, когда ты меня заберешь отсюда. Хоть я и не знаю, куда я там денусь с детьми. Шлемку надо отдать в школу, или он мне голову скрутит. А главное, куда я денусь с младенцем, если правда, что гнус кусается, да он же его съест совсем…

Исроэл-шорник пишет, что вы там лежите на чердаке да еще ноете на нем. Скажи мне, прошу, что это за чердак, что вы должны на нем лежать и почему вы на нем не можете вытянуть ноги. Представь себе, чего только не написал тот Исроэл. Такие ужасные вещи, что волосы дыбом встают. Сегодня я слышала, что он уже совсем хотел приехать домой, но «они» его засадили; какую-то такую контербанду он там развел, вот его за то и посадили. Прошу тебя, Мейлах, не связывайся с «ними» и не попадай к «ним» в руки. Пусть оно ярким огнем горит. Не хочу я того добра. Я только хочу, чтобы ты добился какой-то цели, чтобы уже и мы зажили. Все местечко смотрит на меня такими глазами, что чуть не лопаются от зависти. Спрашивают меня, якобы, что ты пишешь, а тем временем завидуют. И так уже очень интересуются тобой.

Но закончу на том: почему это все мужья посылают своим женам большие деньги, а от моего «тумана» я и гроша не вижу. Как будто мои дети безотцовщина или пасынки. А когда они видят, что дети бухгалтера жуют хлеб, то они разве не должны хотеть? Пусть мне беда будет, если я выгляжу, как раньше. От тоски у меня зубы попортились, и я уже такая стала, как хрыч.

Слышишь, Мейлах, из тех сорока двух рублей, которые положены мне, я хочу сразу после родов поставить себе золотой зуб… Посмотрел бы ты на бухгалтерову золотозубую, как он ей к лицу, этот зуб. Да что ты скажешь. Ведь она теперь самая важная хозяйка в местечке. Что он получает — каждого пятнадцатого числа сорок рублей и отдает ей до последней копейки. Но, по

верь мне, что и с золотым зубом она моей пятки не стоит. Хоть я и совсем дошла, но черт меня еще не прибрал.

Пусть мне горе будет, если я понимаю, что ты пишешь, будто ты не скучаешь. Когда «они» писали в газетах, что еврейские молодые люди приударяют там за девушками, за тамошними, то я им черта лысого поверила. Но когда ты пишешь, что не скучаешь, то они, может, правы. Что же, ты думаешь, что тебе поможет то, что ты так далеко? Это таки на краю света, но уж как-то добраться можно. Смотри только: я тут буду сидеть, чернеть от переживаний и тяготиться миром, а он с девушками, да еще к тому же с казачками, будет водиться. Да ну его в болото…

Я раньше тебе забыла дописать: был у меня твой брат. То есть он сидит у меня целыми днями, что же ему, сердечному, делать, если за целое лето он пошил две пары штанов на базар да перелицевал пальто бухгалтера. Послушал бы ты, как он может говорить про любовь, твой Сролик, таки как очень-очень взрослый. Он сидит у меня и рассказывает мне, что беременность мне очень-очень к лицу. Поверь мне, кишки можно порвать со смеху. А вдруг он говорит, что сегодня поехал бы, если бы ты взял его к себе, вот, умник твой Сролик, все местечко поехало бы, если бы ты взял к себе.

Но пусть только закончу на том: Исроэл-шорник пишет, что ты таскаешь железные дубы и стал такой, что только кожа да кости. Что это за деревья такие, что ты их должен таскать? Может, ты бы там кого нашел? Не отдавать же все силы какому-то несчастью. Прошу тебя, береги себя, береги свое здоровье и найми себе хорошую квартиру, выпиши меня к себе.