Биро-Биджан - [19]

— Нет, это неправда! Он никто. Никто его не уполномочивал, — не вытерпел Рефоел.

— Тебя не спрашивают. Ты молчи. — гневно накинулся Цодек. Он уже был готов разговориться, но агент его остановил: — Он понял, что ему тут нечего делать. Это дело самого заведующего.

— А что? — завопил Рефоел, — ему, этому босяку, не нужна гигиена. Есть такое распоряжение правительства. И это никак не касается национализма.

— Во-первых, т-тебя не про-просят в-вмешиваться. — Пытался Цодек перекричать Рефоела. — А-агент с-сам еврей и сможет нам «сочувствовать».

Но агент добродушно усмехнулся, махнул рукой и вышел из канцелярии. Заведующий начал разговаривать с другими переселенцами. А оба «старших» с шумом и выкриками вышли из канцелярии и долго еще кричали на всю платформу.

Когда они подошли к вагонам, много переселенцев уже помылись и готовились нести к дезинфекционной камере грязное белье. Давид Файнман первым взял свое белье, а за ним пошли остальные переселенцы. Он втолковывал им, что нечего отлынивать. Нет причин. Никто не уверен в том, что в Тихонькой есть баня.

Или потому, что Файнман привык хорошо все объяснять (он уже несколько лет учитель), или потому, что он умеет доброжелательно улыбаться и у него хорошие красивые глаза, но переселенцы его поняли. Двинулись все к бане. Баня не могла вместить всех сразу. Должны были мыться по очереди. Файнман просил не затевать ссор. Он их разнимал, просил, уговаривал. Был готов все время стеречь одежду, лишь бы не ссорились.

Да и ему все равно неудобно купаться. У него высохла левая рука. Это григорьевцы в Зиновьевске, когда он помогал их выгонять, покалечили ему левую руку. А одной правой неудобно обмываться. Ну, так он будет стоять и беречь одежду тех, кто моется.

— А как же? Вот старайся для них, — с криком подбежал заика, — Цодек будет бегать, как ошпаренный, за всяким начальством, а они тут будут вытворять стервозные выходки, а сами пойдут мыться в баню. Так зачем же тогда ему, Цодеку Штуперу, было бегать?

— Никто ведь тебя таки не просил.

Рефоел-каменщик признает, что надо, безусловно, надо мыться в бане. Только это надо было делать как-то иначе, организованно. А тут есть такие элементы, которые занимаются настоящей дезорганизацией. Форменный саботаж.

Давид Файнман говорит, что не надо обзываться. Не надо и кричать так. Насмехаться над «комендантами» тоже нечего. Ша. Тут надо закупить еды.

Потому что тут в Бочкарево все так дешево. Куда дешевле, чем на Украине. Каких сытых жареных поросят можно купить за бесценок, свежие булочки, которые тут, — и тоже дешево. Без всяких отговорок, надо запастись. Хотя одесситам, например, не надо тут ничего покупать. Они обеспечены…

Да, еще одно хотел напомнить Давид: надо бы где-то раздобыть ванну для Розы, сквирской. Она едет уже сколько суток, одна девушка среди стольких мужчин, и не имеет никакой возможности помыться.

Ой, не любит Роза, когда о ней заботятся. Такой чудный характер у этого Давида, и везде ему надо встревать. До всего ему дело. Она, Роза, считала, что он деликатней других. Но она не любит, когда о ней говорят и заботятся о ней.

А когда Роза смущена, она краснеет, и тогда исчезают веснушки на ее лице. Только нижняя губа, которая выдается вперед, начинает дрожать, Роза не любит, когда у нее дрожит губа, и не любит, когда на нее смотрят.

— Ой, не смотрите на меня. Давид вызвал меня по этому делу, а вы все вытаращились на меня. Смотрите лучше на улицу, вон уже поезд тронулся. Вот, посмотрите только, какие леса.

… Вот отсюда остается ехать еще сутки и несколько часов. Должны ехать еще день и ночь, и завтра без малого день. Но все хотят стоять возле широких отодвинутых дверей грузового вагона. Все переселенцы хотят увидеть места, что граничат с Биро-Биджаном. На станциях никто не скучает, как раньше. Наоборот, пусть бы поезд еще немного постоял, хотя и хочется побыстрей увидеть Тихонькую и долгожданный Биро-Биджан. Но надо рассмотреть и ближайшие к Биро-Биджану станции.

… Сегодня хороший, солнечный день. Небо чистое, прозрачное. По мнению Розы, в Биро-Биджане такое же небо, как и в Сквири. Смотри. А она думала, что в Биро-Биджане совсем другое небо. Интересно!

Все смотрят на Розу и видят, как она краснеет, веснушки на ее лице исчезают, а нижняя пухлая губа начинает дрожать. Роза сердится, чего на нее все смотрят, и, чтобы отвести взгляды, вспоминает:

— Смотри, забыли съесть обед. Смотри, какие хорошие обеды начальник дает переселенцам. Сколько мяса? Всего за пять копеек. А они забыли про него.

— Что же тут мудрого? Обеды на переселенческих пунктах всегда хорошие. И везде они стоят по 5 копеек. А в Иркутске выдавали обеды, как в ресторане. Не хватало только хороших девчат в беленьких фартучках.

— А зато была девушка там, в «паликмахтерской», она бы перевесила тринадцать девчат с евбазного рынка в Киеве.

— Ага, Цодек Штупер уже встретил девушку в Ново-Сибирске. Девчушка — красота. Такую девушку не всегда увидишь и в кафе-шантане. Цодек ради нее продал сапоги, которые выдал ему Киевский Озет. Но она этого стоила.

Вот теперь только видит Ноймах глухой, из Ромен, что полтавский Озет таки самый худший. Дал 15 рублей, и подавись ими. Даже ни карандашей, ни листочка бумаги не хотели подарить.