Биография вечного дня - [26]
Что могло привести полицейского к доктору в такую пору? Нужен ли ему врачебный совет или, быть может, он рассчитывает на срочную денежную помощь? Крачунов долго стоит перед домом, таращится на его темные окна, наконец пересекает набережную и поднимается по трем ступенькам к парадной двери — скованная металлическими пластинами, она напоминает средневековые крепостные ворота. Он нетерпеливо звонит — раз, другой — и быстро возвращается на противоположный тротуар. Николай поражен — до рассвета еще далеко, все вокруг спит, даже лодки и паромы внизу, у них под ногами, а этот приплелся сюда и будит людей. А дом нем, не откликается на звонки, все шесть окон, обращенных в сторону Дуная, мертвы. Крачунов опять пересекает набережную, опять звонит два раза — и снова возвращается на исходную позицию. Наверху загорается окно — кружочек размазанной охры в синьке предрассветной тьмы, приоткрывается легкая штора, тихо дребезжит стекло.
— Кто там? — слышится низкий бархатистый голос.
— Роза!.. — окликает полицейский.
Короткая пауза, затем опять дребезжит стекло — окно закрыто, штора опускается, крупные ее складки не колеблются за переплетами, похожими на решетку. «Сейчас спустится вниз и откроет!» — соображает Николай. Загадка этого ночного визита окончательно сбивает его с толку. Но происходит нечто странное: охра в окне гаснет, дом заволакивает густой мрак. «Мать честная! — Николай хватается за подбородок. — Ну и потеха!» Крачунов тоже растерян, он стоит, обалдело задрав голову, словно обманутый попрошайка. Николай заключает: «И тут от ворот поворот!»
Полицейский, видимо осознав свое нелепое положение, машинально засовывает руки в карманы и плетется к центру. Николай осторожно идет следом. Им вдруг овладело необъяснимое спокойствие и все возрастающее желание догнать сейчас же и арестовать Крачунова. А почему бы не попытаться?.. Но он по-прежнему ничем себя не обнаруживает. Ему вдруг кажется, что перед ним идет Смерть, а он, Николай, — ее Тень. И вот в эту ласковую сентябрьскую ночь, когда о приближающейся осени напоминает, может быть, лишь кисловатый привкус влажного воздуха, Смерть и ее Тень бродят по темному городу, словно духи, воскресшие из старинных легенд. «Бред какой-то», — думает Николай, отмахиваясь от кошмарного видения.
Крачунов уже на Александровской, он пересекает небольшую площадь перед пожарной — даже тут нет часового; над площадью высится деревянная каланча — воткнулась в небо, словно гигантский зуб. Теперь Николаю ясно — полицейский хочет возвратиться в свою берлогу. Однако странные действия Крачунова все еще не кончаются. Вот он остановился метрах в пятидесяти от здания Общественной безопасности и долго пялит на него глаза — явно колеблется. Часы на Торговой палате лениво оглашают окрестность ударом колокола. «Половина четвертого или половина пятого?» Николай утратил всякое представление о времени в этой гонке с одного конца города на другой. Полицейский, будто внезапно приняв решение, удаляется в сторону Халты — может, заподозрил ловушку? «Надо брать!» — решает Николай. В сущности, не страх его сейчас сдерживает, а лишь опасение: вдруг все кончится позором, вдруг Крачунов уйдет, либо убив его (стрелок он, несомненно, опытный!), либо сгинув бесследно в лабиринте дворов и садов? Убедившись в том, что за ним охотятся, он уж постарается унести ноги. Ни в коем случае нельзя его упустить — этого жестокого, злобного врага. О нем известно, что и малое дитя погубить ему ничего не стоит. Говорят, в молодости он придерживался левых взглядов — наверное, потому и истребляет коммунистов с особой яростью. Когда-то закончил с отличием военное училище, его ждала блестящая военная карьера. Чем объяснить его падение, как мог он стать заправским убийцей? Даже его приближенные, по словам хорошо информированных обывателей, боятся его.
Крачунов на перекрестке, от которого вниз сбегает к матросским казармам улочка (на этой улочке живет Лозев). Тут гораздо светлее, посередине возвышается столб с двумя лампочками, и, к счастью или несчастью, мальчишки их не разбили. Здесь Крачунов вытворяет нечто дикое: он подходит к столбу, в самое освещенное место, и начинает медленно кружить вокруг него.
— Эй, есть тут кто-нибудь? — кричит он вдруг. Его бас, хотя и надломленный и хриплый, звучит громко. — Кто за мною тащится?
Проходит несколько тягостных минут, в течение которых Николай ощущает свое сердце даже в ушах — бум, бум, бум!
Крачунов отходит от столба и направляется к Сарыбаиру, время от времени оглядываясь — да, он уже не сомневается, что его преследуют.
Внезапно тишину раздирает яростный крик:
— Крачунов, стой!
По телу Николая пробегает холодок, от неожиданности он даже зубами щелкает — это голос Кузмана! Теперь ясно: Виктор все же поднял группу по тревоге! Но Крачунов бросается прочь, точно дикий зверь, и исчезает в темной аллее — слышно, как башмаки его стучат по мостовой, словно копыта.
— Впере-ед! — горланит Кузман и размахивает каким-то круглым предметом.
Николай выбегает из укрытия с пистолетом в руках. И тотчас же замечает, как на перекресток высыпают с разных сторон Лозев, Виктор и высокая стройная женщина. «Засада!» — думает Николай, стараясь не потерять из виду бегущего Кузмана.
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…