Биография вечного дня - [13]

«Господин начальник, а ведь этот уж отдал концы!..»

Крачунов вздрогнул от слов «ассистирующего» полицейского, резко отпустил ремень, и парень рухнул на пол — он в самом деле был мертв.

— Поздравляю! — с издевкой сказал Сребров. — Ты сжег последний мост к ихней компашке.

Домой он вернулся рано, по пути забрел в портовый кабачок, опрокинул две рюмочки виноградной — не хотелось ему ни надираться в этот раз, ни засиживаться в кругу подвыпивших картежников. Навстречу ему ковыляла дочь, весело размахивая тетрадкой.

«Папе пятерка, папе пятерка!..» — повторяла она.

Крачунов схватил ее и поднял выше головы; удивленная и тронутая внезапной нежностью, столь редкой для отца, девчушка весело смеялась.

«Папочка, папочка! — щебетала она. — Я вижу какую-то девочку в твоих глазах!»

Крачунов улыбался, растроганный ее непосредственностью.

«Это же ты».

«Я?»

«Ты, это твое отражение».

Возглас дочки — «Я вижу какую-то девочку в твоих глазах!» — навсегда запечатлелся в памяти Крачунова, и при воспоминании об этом его охватывало умиление.

Выходит, он все-таки радуется их избавлению — пускай у них будет своя собственная дорога в завтрашний день, горькая чаша минует их. Пусть себе живут, размышляет Крачунов, в голоде, в бедности, в нужде, но пусть они существуют на белом свете и после него!..

Скрипит входная дверь — кто-то крадется по коридору, под тяжестью шагов тихо поскрипывают половицы. Шаги стихают возле пирамиды для винтовок — чего ему там нужно, оружия давно нет! Неизвестный идет к кабинету, останавливается. Да, в здание проник посторонний! Крачунов гасит настольную лампу и, вынув из ящика заряженный пистолет, отходит в угол.

— Кто там?

Шаги в коридоре становятся увереннее.

— Крачунов, это ты?

— Кто там?

— Это я, Сребров.

Крачунов включает большой свет и с изумлением всматривается в открывающуюся дверь — да, это Медведь, на лице его кривая усмешка — просто-таки идиотская.

— Куда запропастился часовой? — недоумевает он. — У входа никого нет.

Только теперь до Крачунова доходит, о чем идет речь, — настолько ошеломило его появление Среброва.

— Часовой? Не иначе, дал стрекача.

— Воображают, будто носивших форму могут пощадить. Дудки, никакой пощады не будет, каждого, кто служил в полиции, пусть даже рассыльным, — к ногтю! — злобно смеется Сребров. Он озяб, посинел даже.

— А тебе что здесь нужно?

— Сперва убери пушку, пыжишься, как новобранец!

Крачунов краснеет, заметив, что все еще держит в руке пистолет, прячет его в карман пиджака и спрашивает с ехидцей:

— Так вы же собирались…

— Собирались. — Сребров опускается на табурет, закуривает сигарету (из тех дешевых, что были закуплены для маскировки!) и глубоко затягивается. — Только остались в дураках… Шофер из Тутракана, который все требовал прибавки к жалованью, взял да и остановился у матросских казарм. Карбюратор, дескать, у него забарахлил. И сгинул в темноте — мы даже опомниться не успели!

— А остальные?

— Все врассыпную. Куда глаза глядят…

При этих словах он начинает хохотать — дико, до хрипа, прямо давится, однако взгляд у него свирепый.

— Нас с тобой не расстреляют, нас посадят в клетку и будут возить по ярмаркам!

Сребров тушит сигарету о подметку башмака и со вздохом поднимается, его туристская куртка шуршит, как клеенка.

— Ты куда?

Крачунов с трудом сдерживается, чтобы не заорать во все горло — в присутствии Среброва он снова входит в свою роль.

— Мне что, здесь остаться? Нет уж, я не намерен сдаваться им добровольно! Сперва позабочусь о спасении своей шкуры. А потом… А потом мы снова вернемся. Запад не позволит советизировать Болгарию!

Крачунов кусает губы: видно, у его помощника свои иллюзии, он по-своему идет к гибели — но это его дело.

— Что же делать?

— Что делать? Что сделало начальство: большинство уже в нейтральных странах…

Сребров поднимает воротник куртки, втягивает голову в плечи — непроизвольное движение беглеца, объявленного вне закона.

— Еще два-три дня побуду в городе, в надежном месте — о нем сам черт не догадается. А тогда уж, если все запляшут под дудку коммунистов, подамся за границу.

— Чтобы вернуться победителем? — разит его Крачунов, полный желчи и недоверия.

Однако его ядовитая стрела не задевает Среброва, он кивает решительно:

— Иначе какой мне смысл бежать? Мы с тобой как-никак… — Сребров кладет руку ему на плечо. — Только мы с тобой с высшим образованием в этом богоугодном заведении. С высшим образованием! — повторяет он, выпятив губы. — Крачунов, следуй моему примеру!

— Может, я так и сделаю, только где бы скрыться, чтобы сам черт не догадался?

— У госпожи Енчевой!

Крачунов бледнеет — оказывается, помощник следил за ним, он знает о его тайной, скрываемой ото всех связи, знает о его неприкосновенном уголке, где он мог найти отдохновение в дни испепеляющей тоски, где у него наступило страшное прозрение и ему стало ясно, что он проиграл решительно все — проиграл жизнь.

— Не надо падать в обморок. Ты тоже ходил за мной по пятам, — говорит, догадываясь о его мыслях, Сребров. — Такая у нас с тобой профессия. Кто сообщил в Софийское управление, что я собираюсь депозировать в Швейцарии еврейскую валюту? Нет, нет, я тебя не укоряю — любовница красивая, что и говорить, в самом расцвете. Я уверен, она с огоньком: полные женщины темпераментны. А муж у нее стар, совсем опух от пьянства. Да, он один из богатеев области — зачем ему столько денег, как думаешь?