Биография голода. Любовный саботаж - [5]

Шрифт
Интервал

Рембо, гениальный ребенок, потому и презирал поэзию своих современников, потому и называл ее «страшно пресной», что его, как подростка-бунтаря, манило все мощное, головокружительное, невыносимое, отвратительное, причудливое: «тонкой музыки не хватает нашим желаньям».[5]

Интереснее, чем содержание этих моих выдумок, была их форма. Я не записывала их, но и устными их не назовешь, потому что вслух я их тоже не выговаривала, скорее шептала про себя. Однако нельзя сказать, что они были мысленными – звук играл в них огромную роль, но звук нулевого уровня, вибрация немых струн и внутренний ритм. Единственное, с чем можно сравнить такой звук, – это гул на пустой станции метро в промежутке между поездами. Самый подходящий фон для стимуляции воображения.

Стиль был лихорадочным. Принц лихорадочно сражался со злыми силами, околдовавшими принцессу, дети лихорадочно добывали себе пропитание, летучий человек лихорадочно взмывал в воздух, и лихорадочно сокращались внутренности проглотившей меня лягушки. Эта лихорадочность взвинчивала меня, приводила в экстаз.

Когда после долгих тайных поисков я находила наконец припрятанные сладости, какие-нибудь тянучки или мармеладки, то уединялась в уголке и принималась жадно жевать свою добычу, а в мозгу из-за высокой скорости и интенсивности наслаждения возникали короткие замыкания; биотоки слишком высокого напряжения выбивали пробки, и я нежилась в пьянящей истоме, подхватывавшей меня, как струя горячего гейзера.




Не будь мой отец самым занятым человеком в мире, думаю, я бы гораздо чаще заставала его рыщущим с вороватым видом по кухне в поисках чего-нибудь вкусного, меж тем как ему, неисправимому обжоре, было строжайше запрещено перекусывать в промежутке между трапезами. В тех редких случаях, когда ему все же случалось уступать своей греховной склонности на моих глазах, он обычно быстренько ретировался, стыдливо прихватив что-нибудь ерундовое, вроде ломтя хлеба или горсти орешков.

Папа – мученик, жертва бесконечной гастрономической пытки. Сначала в нем насильно разжигали голод, а потом этот голод стали постоянно подавлять. В детстве – а он был болезненным, хрупким, чувствительным ребенком – его заставляли есть шантажом, играя на его лучших чувствах, так что в конце концов он сам примкнул к своим мучительницам (главной из них была бабушка с материнской стороны) и растянул свой желудок до невероятных размеров.

С ним обошлись жестоко: целенаправленно довели до маниакального чревоугодия и посадили до конца дней на строгую диету. Бедный папа! Что за абсурдная участь: что ни захоти, все нельзя, и так всю жизнь!

Он заглатывает пищу не жуя, с бешеной скоростью и в таком смятении, что, кажется, не получает от этого никакого удовольствия. Поэтому мне странно, когда его называют сибаритом. Полнота его обманчива – на самом деле его постоянно терзает тревога, и он абсолютно не способен наслаждаться мгновением.

Меня же мама очень рано отождествила с отцом, тогда как мы просто были очень похожи. Помню, в три года, встречая огромное количество гостей, которых приглашали родители, я уныло твердила каждому: «А я Патрик». Все приходили в изумление.

Дело в том, что я постоянно слышала, как мама, представляя троих своих детей по старшинству, обо мне, младшей, всегда говорила: «А она – маленький Патрик», так что я просто упреждала ее. Я носила платья, носила длинные локоны, а звали меня Патрик.

Я обижалась на маму за эту ошибку. Я-то знала, что на самом деле я никакой не Патрик. И не только потому, что я не мужчина. Пусть я действительно больше похожа на отца, чем на мать, но между нами колоссальная разница.

При всем своем консульском достоинстве папа был рабом. В первую очередь своим собственным: никогда в жизни не видела я человека, который требовал бы от себя столько усилий, труда, такого усердия и такой отдачи. Рабом еды: вечно голодный, он постоянно с нетерпением дожидался своего пайка, отнюдь не нищенского, как можно было бы подумать, глядя, с какой сверхзвуковой скоростью он исчезает с тарелки. Наконец, его зависимость от своих странных понятий о жизни, заключавшихся, похоже, в полном отсутствии каких-либо понятий, тоже была рабской.

Мама не могла, конечно, стать начальником отца по службе, зато она была управительницей его пищевого рабства, стояла у руля кормовой власти. Такое часто бывает в семьях, но для моих родителей эта власть имела, как мне кажется, исключительное значение. Оба они, каждый по-своему, были одержимы едой, причем описать мамин случай было бы еще труднее, чем отцовский.

Ну а я была не рабом, а Богом. Властелином мира, а главное, его квинтэссенции – удовольствия, которым обильно оснащала каждый свой день. Мама ограничивала меня в сладком, но существовало множество других возможностей получить наслаждение, надо было только не упускать их.

Тем больше раздражала меня мамина манера отождествлять меня с отцом. Ему же было так приятно обзавестись двойником, что он легко стал на сторону мамы и тоже утверждал, что я – это он. Я мысленно топала ногами, но была бессильна развеять это заблуждение.


О, как мне хотелось внушить им, кем, по моему глубокому убеждению, я была на самом деле. Могучей стихией, полнотой бытия, без пустот и зияний, многоводной рекой, источником жизни, грозной силой.


Еще от автора Амели Нотомб
Косметика врага

Разговоры с незнакомцами добром не кончаются, тем более в романах Нотомб. Сидя в аэропорту в ожидании отложенного рейса, Ангюст вынужден терпеть болтовню докучливого голландца со странным именем Текстор Тексель. Заставить его замолчать можно только одним способом — говорить самому. И Ангюст попадается в эту западню. Оказавшись игрушкой в руках Текселя, он проходит все круги ада.Перевод с французского Игорь Попов и Наталья Попова.


Словарь имен собственных

«Словарь имен собственных» – один из самых необычных романов блистательной Амели Нотомб. Состязаясь в построении сюжета с великим мэтром театра абсурда Эженом Ионеско, Нотомб помещает и себя в пространство стилизованного кошмара, как бы призывая читателяне все сочиненное ею понимать буквально. Девочка, носящая редкое и труднопроизносимое имя – Плектруда, появляется на свет при весьма печальных обстоятельствах: ее девятнадцатилетняя мать за месяц до родов застрелила мужа и, родив ребенка в тюрьме, повесилась.


Гигиена убийцы

Знаменитый писатель, лауреат Нобелевской премии Претекстат Tax близок к смерти. Старого затворника и человеконенавистника осаждает толпа репортеров в надежде получить эксклюзивное интервью. Но лишь молодой журналистке Нине удается сделать это — а заодно выведать зловещий секрет Таха, спрятанный в его незаконченном романе…


Аэростаты. Первая кровь

Блистательная Амели Нотомб, бельгийская писательница с мировой известностью, выпускает каждый год по роману. В эту книгу вошли два последних – двадцать девятый и тридцатый по счету, оба отчасти автобиографические. «Аэростаты» – история брюссельской студентки по имени Анж. Взявшись давать уроки литературы выпускнику лицея, она попадает в странную, почти нереальную обстановку богатого особняка, где ее шестнадцатилетнего ученика держат фактически взаперти. Чтение великих книг сближает их. Оба с трудом пытаются найти свое место в современной жизни и чем-то напоминают старинные аэростаты, которыми увлекается влюбленный в свою учительницу подросток.


Ртуть

Любить так, чтобы ради любви пойти на преступление, – разве такого не может быть? А любить так, чтобы обречь на муки или даже лишить жизни любимого человека, лишь бы он больше никогда никому не принадлежал, – такое часто случается?Романы Амели Нотомб «Преступление» и «Ртуть» – блестящий опыт проникновения в тайные уголки человеческой души. Это истории преступлений, порожденных темными разрушительными страстями, истории великой любви, несущей смерть.


Тайны сердца. Загадка имени

В своих новых романах «Тайны сердца» и «Загадка имени» Нотомб рассказывает о любви, точнее, о загадочных тропах нелюбви, о том, как это откликается в судьбах детей, обделенных родительской привязанностью. «Тайны сердца» (во французском названии романа обыгрывается строка Мюссе «Ударь себя в сердце, таится там гений») – это жестокая сказка о судьбе прелестной девочки по имени Диана, еще в раннем детстве столкнувшейся с ревностью и завистью жестокой матери, которая с рождением первого ребенка решила, что ее жизнь кончена.


Рекомендуем почитать
Чёрный аист

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.


Преступление графа Невиля. Рике с Хохолком

В своих новых романах «Преступление графа Невиля» и «Рике с Хохолком» королева европейского бестселлера Амели Нотомб виртуозно балансирует между волшебной сказкой и греческой трагедией, между Агатой Кристи и Вуди Алленом. Граф Невиль в крайне затруднительном положении: младшая дочь готова покончить с жизнью; с родовым имением придется расстаться; и наконец, гадалка предсказывает графу, что во время праздничного приема в саду замка он убьет одного из гостей. Расклад ясен, но что перевесит в такой ситуации – роковое предначертание или сказочная удача? Герои другого романа Нотомб «Рике с Хохолком» – глупая красавица и уродливый умник.


Катилинарии. Пеплум. Топливо

Главные герои романа «Катилинарии» – пожилые супруги, решившие удалиться от городской суеты в тихое местечко. Поселившись в новом доме, они знакомятся с соседом, который берет за правило приходить к ним каждый день в одно и то же время. Казалось бы, что тут странного? Однако его визиты вскоре делают жизнь Эмиля и Жюльетты совершенно невыносимой. Но от назойливого соседа не так-то просто избавиться.«Пеплум» – фантастическая история о том, как писательница А.Н. попадает в далекое будущее. Несмотря на чудеса технического прогресса, оно кажется героине огромным шагом назад, ведь за несколько столетий человек в значительной мере утратил свою индивидуальность и ценность.Пьеса «Топливо» – размышление о человеческой природе, о том, как она проявляется в условиях войны, страха и холода, когда приходится делать выбор между высокими духовными устремлениями и простыми, порой низменными потребностями.


Кодекс принца. Антихриста

Жизнь заурядного парижского клерка Батиста Бордава течет размеренно и однообразно. Собственное существование кажется ему бессмысленным. Но однажды на пороге его дома появляется незнакомец: он просит сделать всего один звонок по телефону – и внезапно умирает. И тут Батист Бордав понимает, что ему предоставляется уникальный шанс – занять место покойного и навсегда изменить свою серую жизнь. Однако он даже не подозревает, что его ждет…Лихо закрученный, почти детективный сюжет «Антихристы» рождает множество ассоциаций – от Библии до «Тартюфа».


Счастливая ностальгия. Петронилла

Впервые на русском – два новых романа Амели Нотомб.Порой мы подолгу гадаем, откуда в нас та или иная черта, отчего мы поступаем так или иначе. Ключи к разгадке лежат в детстве, раннем детстве. Его события ложатся на дальние полки подсознания и оттуда тайно управляют нашими поступками. Знаменитая французская писательница Амели Нотомб провела свое детство и юность за морями-океанами, в далекой Японии, где ее отец находился на дипломатической службе, и именно эта страна для нее навсегда определила вкус счастья.