Биография голода. Любовный саботаж - [3]

Да, но китайцы словчили. Они применяли сильнейший допинг – голод.

Я не собираюсь объявлять, что одни народы лучше, другие хуже. Наоборот. Я хочу показать, что у них у всех есть нечто общее, и это нечто – голод. Хочу внушить нациям, прожужжавшим нам уши своей уникальностью, что любой народ является функцией, значение которой зависит от переменной величины – голода.

Вот парадокс: Новые Гебриды не слишком прельстили завоевателей именно потому, что там всего в достатке.

Это странно, поскольку, как неоднократно убеждались историки, наиболее интенсивной колонизации подвергались самые богатые и урожайные края. Правда, Вануату нельзя назвать богатой страной, ибо богатство есть результат труда, а здесь и понятия такого не существует. Урожай же бывает там, где что-то сажали и выращивали, а на Новых Гебридах никогда этим не занимались.

Выходит, покорителей новых земель привлекают не сами по себе благодатные места, а вложенный в них человеческий труд, предпосылка которого – голод.

Человеку, как и животным, свойственно тяготеть к тому, что хоть в чем-то подобно ему самому: увидев творения голода, он сразу узнаёт родной язык и чувствует себя дома.

Представляю, как происходила высадка первооткрывателей на Новые Гебриды: аборигены не только не оказали им никакого сопротивления, но, наверно, встретили с распростертыми объятиями: дескать, добро пожаловать, очень кстати, помогите нам уничтожить всю эту жратву, а то мы больше не можем.

Ну а дальше сказалась человеческая психология: на что нам нужны острова, где живут такие слюнтяи, драться им лень, и даже построить у себя что-нибудь не удосужились.

Бедные Новые Гебриды! До чего, должно быть, обидно сносить такие несправедливые суждения. И как оскорбительно видеть подобное отношение со стороны европейцев: колонизировать колонизировали, а жить явно не собираются!

Я не случайно заговорила о Вануату. Новые Гебриды так занимают меня, потому что они – географическое воплощение моей противоположности. Ведь голод – это я.

Физики стремятся открыть универсальный закон, который объяснил бы устройство всей Вселенной. Задача, похоже, нелегкая. Так вот, если уподобить меня Вселенной, то мое универсальное движущее начало – голод.

Я не претендую на исключительность: голод – пожалуй, самое заурядное из человеческих чувств. Однако смею предположить, что мне в этой области принадлежат лавры чемпиона. Сколько я себя помню, я всегда была страшно голодна.

Я из обеспеченной семьи, у нас дома всегда всего было в достатке. Именно это дает мне основание считать, что мой голод, никак социально не обусловленный, есть особенность сугубо индивидуальная.

Следует уточнить, что я имею в виду голод в самом широком смысле: было бы не так интересно, если бы дело касалось только еды. Да такого и не бывает. Разве голод желудочный не указывает на какой-то другой голод, более общего порядка? Говоря о голоде, я подразумеваю мучительное ощущение неполноты, терзающее все мое существо, этакую сосущую пустоту, не утопическое желание обладать всем, а вполне реалистическое – иметь нечто: я хочу, чтобы на месте «ничего» было «что-нибудь».

Долгое время я надеялась стать вануаткой. Но в двадцать лет, найдя у Катулла стих, в котором он тщетно увещевает сам себя: «Отринь желание!» – стала подозревать, что мне вряд ли удастся сделать то, в чем не преуспел такой великий поэт.

Голод – это желание. Желание, объединяющее все желания. Само по себе оно не сила, в отличие от воли. Но и не слабость, потому что голод несовместим с пассивностью. Голодный значит ищущий.

Катулл потому и призывает себя смириться, что не смирился. Сам механизм голода таков, что это состояние, это нестерпимое желание невыносимо.

Но Катулл, возразите вы мне, томим любовной страстью, он страдает в разлуке с возлюбленной, это совсем другое дело. Однако же, на мой взгляд, это явление того же порядка. Голод – настоящий голод, а не прихоть лакомки, – голод, опустошающий и выворачивающий душу наизнанку, в конечном итоге ведет к любви. Все познавшие великую любовь прошли школу голода.

Кто родился сытым – а таких немало, – никогда не узнает этой вечной, лихорадочной маеты, этого наваждения, не отпускающего ни днем ни ночью. Человек формируется в зависимости от того, каков был его опыт в первые месяцы жизни: если он не испытал голода, то из него вырастет одно из тех странных созданий, то ли избранных, то ли проклятых, которые не строят все свое существование вокруг чувства постоянной неутоленности.

Это очень похоже на янсенистское толкование благодати: почему одни рождаются голодными, другие сытыми, непостижимо. Лотерея.

Мне в ней достался главный выигрыш. Не знаю, насколько это завидная участь, но, бесспорно, способности мои по части голода чрезвычайно велики. Выражаясь на манер Ницше с его сверхчеловеком, я бы сказала, что в моем случае речь идет о сверхголоде.

Я, конечно, не сверхчеловек, но меня терзает сверхголод.

У меня всегда был отменный аппетит, особенно на сладости. Что касается обычного обжорства, тут, признаюсь, кое-кто мог меня и переплюнуть. Взять хоть моего отца. Но второй такой сладкоежки, как я, свет не видывал.