Билли-враль - [42]

— А когда тебя вызовут в Лондон? — подмигнув приятелям, крикнул Блат. Он толкнул локтем своего соседа. — Ну-ка, спроси у него, Сэм, когда ему преподнесут работу в Лондоне!

Об этом они, конечно, тоже не забывали. Несколько месяцев назад я сказал им, немного предвосхищая события, что мне предлагают работу в Лондоне. Ну, и меня сначала очень обрадовало, что эта весть распространилась по «Новому пабу» со скоростью яростного лесного пожара. Потом-то я понял, как это опасно, да было поздно. И теперь вот они шпыняли меня дотлевающими головнями.

— Когда тебя вызовут в Лондон, Билли?

— Когда понадобится — вызовут, — ответил я. Они опять посмеялись.

— Вот ведь расхлебай! — поощрительно проорал Блат. — Нет, этот наш расхлебай, он всем расхлебаям расхлебай! — Я криво улыбнулся, не слишком польщенный этим титулом. Блат крикнул какому-то своему приятелю: — Ну как, Уолтер, ты договорился насчет цены? — И они вернулись к своим обычным, не понятным для чужаков разговорам.

Я прошел через Бар в Концертный зал, напоминающий новомодную солдатскую столовую с желтовато-коричневыми стенами и вычурными столиками, списанными за ненадобностью с шикарного океанского лайнера. Концерт уже начался, глухо постанывал клавиолин, и какой-то работяга-ирландец пел в микрофон, держа его, как пивную кружку, Призри на дом наш, молим Тебе, Господи! Официант Джонни бесшумно шнырял по залу, подняв металлический поднос высоко над головой, а толстые тетки за столиками с гнутыми ножками жрали орехи и заглатывали коктейли. Их мужья выпивали у длинной стойки, повернувшись спиной к сцене.

Там же, у стойки, собирались по субботам члены какого-то дурацкого «Братства Оленей», поджидая часа, когда наверху начнется их собрание. Они и сейчас там стояли — ехидные старики с худыми лицами, называющие друг друга братьями, — позванивая в карманах мелочью для каких-то своих штрафов. Эта стариковская шайка была по-своему не лучше банды Блата, так что я счел за благо неопределенно помахать им рукой и быстренько отвернуться.

Тем временем ирландского певца наградили жиденькими аплодисментами, и Джонни-официант крикнул: «Разрешите, господа, я приму ваши заказы перед следующим выступлением!» С подносом под мышкой и мелочью в пригоршне он привычно заскользил между столиками. А сзади меня раздался старческий голос:

— Так ты, стал'быть, здесь, парень?

Я оглянулся и увидел еще нескольких Оленей, ввалившихся сюда из Салона с кружками пива в руках. Среди них был и советник Граббери; на груди у него поблескивала цепь магистра их ложи, или как там они его величали. Он редко приходил в «Новый паб», а когда приходил, мне удавалось не попасться ему на глаза. Я не знал, как мне с ним держаться после нашей встречи у Страхтонской пустоши, и неопределенно улыбнулся.

— Этот достойный брат собирается устроить нам сегодня концерт? — неуклюже сострил один из Оленей, стоящий рядом с Граббери.

— Он пока еще только ученик, брат дьякон, — подмигнув мне, отозвался Граббери.

Практически все посетители «Нового паба» непременно почему-то подмигивали, прежде чем открыть рот. Подмигнул и брат дьякон.

— Ну, а вы, брат магистр, — вы, стал'быть, уже ученый? — спросил он.

— Я-то ученый, — ответил Граббери, — а вот некоторых учеников надо бы хорошенько поучить. — Он пристально посмотрел на меня, и я понял, что это меня, по его мнению, надо бы хорошенько поучить. И почему, интересно, я посчитал его в прошлый раз мудрым добряком? Тогда, впрочем, он еще, видимо, не знал про моя махинации с Почтовой книгой.

— А если вы уже не ученик, брат магистр, то скажите-ка мне пароль посвященного, — потребовал брат дьякон.

— Меня еще в учениках научили осторожности, — отпарировал Граббери. — Я его лучше напишу вам или скажу начальные слова.

Олени, по-моему, только так и разговаривали друг с другом. Дьякон и Граббери явно примерялись начать долгую шутливо-многозначительную перебранку об Оленьих паролях, но тут вмешался третий их брат:

— Собрание ложи еще не началось, братья, — предостерегающе сказал он.

— А теперь, господа, — послышался в потрескивающих динамиках голос Джонни-официанта, — перед вами выступят два замечательных парня — Боб и Гарри. Тише, господа! Боб и Гарри не поленились приехать к нам аж из Дайбери! — На низкую сцену поднялись два юнца с румянцем во все их приветливо-услужливые физии. Зазвучала пластинка, и юнцы принялись разыгрывать пантомиму на слова песни «Посиди со мной, девочка, за окошками стужа!». Они старательно изображали донжуана и застенчивую девушку — мне сразу же сделалось тошно от их пантомимы.

— Стал'быть, надо подняться наверх да и открыть собрание ложи, раз уж вы такой дотошный, брат, — сказал Граббери.

— А неученого ученика захватим? — спросил брат дьякон, шутливо сграбастав меня за плечо. — Ну-ка пойдем, парень, там у тебя и родственная душа, стал'быть, сыщется.

— Да нет, всесильное Братство присмотрит за ним и на расстоянии, — сказал Граббери.

Они подталкивали друг друга локтями и как ненормальные перемигивались. Мне стало еще тошней, и, буркнув им «Извините», я бочком, бочком отошел от них. А потом, надеясь хоть на время спрятаться от всех знакомых в Салоне, машинально открыл ближайшую ко мне дверь — и снова оказался в Баре. «Смотрите-ка, он опять к нам явился!» — прозвучал ликующий вопль, и я замер на месте, как жалкий кролик, парализованный взглядами скопища змей. И некуда мне было спрятаться от этих ядовито-змеиных взглядов. Я беспомощно осмотрелся и все же нашел, слава богу, человека, который не обращал на меня внимания, — это был оборванец, торгующий вразнос газетами.