Библиотека плавательного бассейна - [17]

Не сомневался я только в одном: он убил того парня, Тони. Однако смириться с этим — значило признать, что я понятия не имею, как реагирует на убийство реальный мир. Ни одного сообщения в газетах? Ни слова по радио? О таких вещах Артур знал по опыту: Тони был преступником, находился в розыске, терпел жестокое обращение со стороны полиции и презрительное отношение старших. Кроме того, в центральных газетах, судя по всему, нечасто появлялись заметки о жестоком обращении с чернокожими, а радиостанции, возможно, замалчивали трагедии того мира, выходцем из которого был Артур. Этот заговор молчания тоже усугублял его страх. Из-за отсутствия сообщений перспектива стала представляться ему такой же неясной, какой для меня оставалась подоплека происшедшего. Разыскивает ли Артура полиция? Как отреагировали его родители? Будут ли они, даже отделавшись от него, молча препятствовать отправлению правосудия? А может, они — по крайней мере Гарольд — будут разыскивать его самостоятельно, чтобы покарать по-своему?

Я почти сразу понял, что в любом из этих возможных случаев мне несдобровать. Кабы не наша неделя любви, я бы и Артура боялся. Но я даже не осуждал его за преступление. По причине ничем не оправданного безграничного доверия я был на его стороне. Но как бы то ни было, та часть дороги — с машинами на стоянке и молодыми деревцами, — вид на которую открывался из окон, казалось, стала выглядеть зловеще. Я всматривался в это место — словно изучая фотографию под лупой, чтобы разглядеть почти неразличимые детали, — однако ни разу не заметил ничего необычного: там начинался и кончался дождь, ветер разносил повсюду мелкий мусор, гуляли с собаками дети — лениво, поглядывая на окна домов, проявляя любопытство к незначительным деталям, но не большее, чем проявляют каждодневно все люди. Даже не знаю, какой вид должна была, по моему мнению, принять угроза. Полицейской машины, и вправду остановившейся на улице, дюжего негра, ринувшегося по дорожке к дому? Несколько раз мне снилась осада: дом превращался в непрочную коробку из отдельных планок, погружался в полумрак изысканный интерьер, стены, сплошь состоявшие из треснувших, обесцветившихся жалюзи, рассыпались в прах от малейшего прикосновения. Однажды во сне к нам с Артуром пришли другие люди — старые школьные друзья, целая орава чернокожих мальчишек из «Шафта», мой дед, в отчаянии проливавший слёзы. Мы знали, что у нас нет шансов остаться в живых: вокруг царило насилие, кольцо его быстро сжималось — и меня охватил тошнотворный страх. Я проснулся, ничуть не сомневаясь в том, что сейчас умру: сердце бешено колотилось, отчего ритмично скрипели пружины кровати. Не отважившись снова заснуть, я через некоторое время сел в постели и принялся читать, а Артур крепко спал рядом. Лишь через несколько дней прошло тягостное настроение, вызванное этим сном, и я перестал содрогаться при одном воспоминании о нем. Вся округа казалась охваченной смутным предчувствием беды, и когда страх развеялся, вновь появилась надежда — словно был отменен некий приговор.

На четверг был намечен обед с лордом Нантвичем. Я объяснил Артуру, что это давнишняя договоренность, и он не преминул сказать:

— Всё нормально, старина… у тебя же своя жизнь. Со мной тут ничего не случится.

Я осознал, что мои слова прозвучали как попытка извиниться, и его одобрительный ответ меня успокоил.

— Сделай себе бутерброды с сыром, а в холодильнике осталась ветчина — можешь доесть. Купить тебе что-нибудь?

— Нет, спасибочки.

Он стоял, криво улыбаясь. Уходя, я не поцеловал его, а лишь похлопал по заднице.

Я надел костюм — может, более элегантный, чем нужно, зато он сидел как влитой и вселял в меня чувство защищенности. Наряжался я очень редко, да и на работу давно не ходил, и потому нечасто снимал свои костюмы с вешалок. Пока я не повзрослел, отец постоянно покупал мне визитки и смокинги, и я всегда наслаждался изяществом черных фраков, отложных воротников, брюк на подтяжках, жилетов: когда в «Сплетнике» появились фотографии, сделанные на свадьбе моей сестры, я выглядел на них просто неотразимо. Однако я редко носил подобные вещи. Я всегда немного смахивал на павлина, а вернее сказать, на какую-то птицу с лапами яркой расцветки — кажется, на фламинго.

Я уже опаздывал и потому поехал на такси — что заодно решило проблему поиска «Уикса». Мой отец был членом «Гаррика»[12], а дед — «Атенеума»[13], но больше ничего я о лондонских клубах не знал. Я мог бы запросто спутать «Реформ»[14] с «Травеллерз»[15], и вполне возможно, что в то утро, прежде чем отыскать «Уикс», забрел бы в три, а то и во все четыре упомянутых клуба. Таксисты же — благодаря сочетанию практичности и снобизма — безошибочно различают эти клубы по их неоклассическим порталам.

— Я к лорду Нантвичу, — сообщил я швейцару, стоявшему в пыльной стеклянной будке. — Уильям Беквит.

И мне было велено идти наверх, в курительную комнату. Когда я поднимался по широкой парадной лестнице, вдоль которой висели потемневшие портреты людей с полузнакомыми лицами, к моему беззаботному настроению примешивалось смутное дурное предчувствие. Я понятия не имел, о чем мы будем говорить.