Библиотека Дон Кихота - [21]

Причем, рядом с Данте всегда можно встретить пресс-атташе Преисподней. Догадайся, кто это?

— Неужели Вергилий?

— Верно. Пресс-атташе хорошо знает свое дело. За ним — общий сценарий телепередачи, общая ее идея, так сказать. Он ведет основную интригу, он озвучивает официальную точку зрения, а стендапы и интервью — за Алигьери.

Чем это тебе не современный репортаж с места событий, непосредственно оттуда, где бушует война, где косит всех голод, где крик срывается с уст обреченного, а репортер гонит текстуху, полную милосердия и сострадания? Труп — это как бы последний, завершающий аккорд всей жизни, согласен?

Профессор кивнул.

Сторожев продолжил.

— Но со смертью ничего не кончается. Все уже заранее, до объявления официального приговора на Страшном Суде, знают то, о чем предупредил любопытствующих в своей книжке папарацци Алигьери и пресс-атташе Вергилий.

«Бразильский сериал какой-то», — подумал водитель Виктор, желая под любым предлогом прекратить этот зачаровывающий своей бессмыслицей бред.

— А при чем здесь все-таки некрологи, вывешенные у деканата?

— Притом, что покойники во время чтения ребятам свои судьбы передавать начали. Морг-то судебно-медицинский, значит в основном там трупы с исковерканными судьбами лежат. Немало и уголовников. Вот книгочеи-некрофилы в свой жизненный сценарий и начали вплетать сценарии слушающих их жмуриков.

Результат плачевный: кого-то из ребят зарезали, кого-то машиной сбило. Кто, что — никто ничего не знает. Одного мальца прямо в Сокольниках нашли, на скамеечке с книжками сидел, на сходку в морг собирался, чтобы вслух трупам почитать. Дочитался.

Другой из окна не то выбросился, не то его выбросили. Словом, интересная история получается.

«Еще какая», — решил про себя водитель Витя и принялся нервно насвистывать незамысловатый мотивчик про «Черный бумер».

И под этот мотивчик вдруг сорвалась с сухой ветки соседнего чахлого деревца, одиноко торчащего у самой дороги, стайка воробушков, зачирикала, защебетала и полетела, полетела куда-то… А на душе стало грустно-грустно.

— Так что детки наши, — словно не замечая нетерпения водителя, продолжил Сторожев, — читают, Женька, и читают активно. Например, есть такие, которые могут это делать только во время полового акта.

— Это как?

— Технически я себе сей процесс слабо представляю, но что среди молодых такой прикол имеется, знаю. Мне об этом студенты рассказывали. По их собственному признанию, так лучше всего стихи наизусть учить. Поймал ритм и дальше как по маслу. Объединились мои гедонисты в тайное общество или нет — неизвестно. Но думаю, подобное экстравагантное начинание ждет большое будущее. Тем более, что сейчас на каждом шагу только и слышишь: секс, секс, секс.

Воронов выглянул в окно и наткнулся на рекламу женского белья. На плакате тощая модель, закусив губы, имитировала оргазм. Мужика рядом не было. Но оргазм был. Да еще какой.

На другом плакате другая девица, словно соревнуясь с первой, показывала всем, насколько она лучше умеет кончать. Повод — японский внедорожник.

На третьем дамочка как заведенная билась в экстазе по поводу самой обычной пачки сигарет.

На лицо была явная патология: красавицы с выпирающими ключицами готовы были впадать в экстаз по поводу любого предмета, будь то тряпица или груда металла, снабженная мотором и коробкой скоростей, или просто картонная коробочка, украшенная известным брендом.

Казалось, мужчины этим дамам и не нужны вовсе. Впрочем, как и они мужчинам: слишком неаппетитно и костляво выглядели высушенные диетой тела. Подавишься чего доброго — исплюешься весь, измучаешься, слюной изойдешь, а потом все равно выплюнешь как костлявую рыбешку какую.

— Пошло все со стихов, — не унимался говорливый Сторожев, — а продолжится может чем угодно, хоть российской Конституцией и будут это делать внутри партии «Идущие вместе». Я в этом уверен. Заметь, как они сорокинские творения публично в унитаз спустили. А где туалет, там и секс. По Фрейду: все в нужнике в нежном возрасте глупостями поигрывали.

Водитель начал проявлять явное нетерпение и принялся крутить ручку приемника. Стрелка попала на радиостанцию «Русский шансон», которую от всей души ненавидели оба филолога. Всем стало ясно, что пора расплачиваться и вылезать из машины.

Из динамиков, включенных на полную мощность, понеслась какая-то блатная романтика про маму, про срок и про Магадан.

Но неожиданно объявили анонс новостей. Дикторша, косящая под пьяную Лолиту, сообщила, между прочим, что роман Сервантеса «Дон Кихот» объявлен лучшим романом всех времен и народов.

А затем вновь запели про маму и Магадан.

Приятели невольно переглянулись, пораженные такой звуковой мозаикой жизни.

— Выходить-то будем или нет? — грубовато поинтересовался частник, словно охранник, приглашающий на тюремную прогулку. От лекторского очарования не осталось и следа. Слова про папарацци Данте и пресс-атташе Вергилия растаяли без следа, как сигаретный дым с рекламы Chesterphild'а, где девица, словно под током, продолжала биться в экстазе.

— Знаете что, — оправдываясь, начал Воронов. Российский интеллигент, что пуганый заяц, его спроси погрубее — он и размякнет. — Знаете что?