Библиотечный детектив - [7]

Шрифт
Интервал

– Боюсь, боюсь, нечего было ехать, – сказал муж и заколотил еще громче. Собака от злобы просто заходилась. Наконец, калитка в воротах заскрипела и, в неверном свете луны, которая именно в этот момент (спасибо ей!) вынырнула из-за туч, они увидели Олега.

– Анна Эразмовна, что вы здесь делаете?

– Олег, нам надо серьезно поговорить. – Когда Анна Эразмовна говорила таким тоном, спорить с ней было бесполезно. – И уберите, пожалуйста, собаку.

Пройдя по заасфальтированной дорожке (а по сторонам, в темноте, что-то раскачивалось и благоухало, сладко и тревожно), они оказались сначала на застекленной веранд очке, а потом в крошечной низкой комнатушке.

На разобранной, мятой и грязной постели сидел Андрей. И лицо у него было плохое, и глаза нехорошие. Взглянув на него, Анна Эразмовна испытала почему-то не жалость, а страх. Да, пожалеть вчера Верочку было гораздо легче.

– Здравствуй, Андрюша, – как можно ласковее произнесла она, но в ответ получила такой взгляд, что прикусила язык.

– Олег, – сказала она, повернувшись к отцу, – Андрюша должен вернуться домой, Елизавета Степановна страшно переживает, ей и так тяжело…

– А пошла она на… – отозвался вдруг Андрей.

– Ты чего выражаешься? – вмешался Леонид Владимирович.

– Не трогайте моего сына, – вдруг тонким голосом закричал Олег. – Вы зачем пришли, мораль читать?

Муж хотел что-то ответить, но Анна Эразмовна тронула его за руку. С нее слетела вся ее уверенность:

– Ладно, Леня, не надо. Олег, я вам очень сочувствую, очень, но вы же взрослый человек, вы должны понимать – ребенку здесь не место. И потом, – она заставила себя подойти к кровати и сесть рядом с Андреем, – Верочке без тебя очень плохо. Разве ты не хочешь помочь сестре?

Этот идиотский вопрос остался без ответа, и супруги, пробормотав «Спокойной ночи», вышли в темноту.

– Ну что, получила, благодетельница? -спросил муженек, когда они сели в машину. Тошно было на душе, но на своего благоверного Анна Эразмовна не обиделась. Она его очень хорошо знала и понимала, что ему жаль Андрея, жаль Олега и за нее, любимую, обидно.

Домой ехали молча.

Глава пятая, похоронно-кладбищенская

Любу хоронили девятнадцатого мая. Этот день Анна Эразмовна любила с детства. Аня была замечательной, активной пионеркой. Ее приняли в пионеры во втором классе, одну из первых, еще зимой, и она до весны ходила в распахнутом пальтишке, чтобы все видели ее красный галстук. Любимым Аниным писателем был Аркадий Гайдар, а еще она прочла все книги про пионеров-героев: и про Володю Дубинина, и про Леню Голикова, и про пионерку Лару. Это сейчас она стала старая, чувствительная и сентиментальная, а тогда считала, что плакать стыдно, и не плакала никогда, ни над книгой, ни в кино.

И сейчас, увидев Любу в гробу, она не заплакала. Она так злилась, что было не до слез. Пришла почти вся библиотека, а вот начальства не было. Начальство Любу не любило. Да и за что было ее любить? Молодая, красивая, независимая, жопу не лизала, к тому же на всех библиотечных вечерах дивно пела романсы, аккомпанируя себе на гитаре и вызывая бурный восторг коллег. Эти вечера, а точнее утренники, к Новому году, к 1 и 9 Мая, а также к Октябрьским организовывала Анна Эразмовна, много лет подряд возглавлявшая в профкоме культмансовый сектор. На этой почве они с Любой и нашли общий язык. В отличие от большинства других сотрудников, Люба никогда не ломалась, на коленях перед ней валяться не надо было, она соглашалась охотно и пела с радостью.

«Ладно, ладно, – думала Анна Эразмовна, -дождетесь вы теперь, сколько можно комедию ломать, что я, шут гороховый?». И над Любиным гробом она поклялась, что из профкома выйдет и больше никогда и ни за что… Заглядывая в будущее, скажем, что из профкома она таки да вышла, а вот дурью маяться не перестала. Характер человека – это его судьба.

Да и сейчас, в глубине души она знала, что перестать быть шутом гороховым практически невозможно.

Гроб стоял во дворе. Вокруг кучковались соседи и сотрудники и тихонько перешептывались. Люба выглядела ужасно. Конечно, такая мысль могла прийти в голову только женщинам. Недаром они почти никогда не вешаются, чаще травятся газом, чтоб и в гробу выглядеть красивой. Особенно дико смотрелись накрашенные помадой губы на обескровленном лице. В руках горела свечка, а голову прикрывал

платок.

Люба по восточному гороскопу была Обезьяной, обожала свои волосы и всячески их холила и лелеяла. За несколько дней до убийства Анна Эразмовна встретила ее во дворе библиотеки и с удивлением увидела, что она постриглась.

– Любця, ты зачем волосы срезала? -воскликнула Анна Эразмовна.

– Ничего, отрастут, – засмеялась в ответ Люба. Не отросли.

Елизавета Степановна сидела возле гроба и то рыдала, то замолкала, гладила Любу по щекам и надрывно вскрикивала: «Доченька моя!». Ближе к ногам стоял Олег и неотрывно смотрел на мертвое лицо. Верочка прижалась к нему и на маму совсем не смотрела. Ей было страшно.

«Где же Андрей?» – подумала Анна Эразмовна, не веря, что он мог не прийти. Она стала смотреть по сторонам, почему-то стараясь ни с кем не встречаться взглядом. Впрочем, почти все смотрели в землю. Вдруг она увидела Бебу Иосифовну, которая медленно, опираясь на палочку, пробиралась к Елизавете Степановне. Сердиться было глупо, разве мама могла не поддержать подругу? Замечательная была у Анны Эразмовны мама.


Рекомендуем почитать
Когда я брошу пить

Трудная и опасная работа следователя Петрова ежедневно заканчивается выпивкой. Коллеги по работе каждый вечер предлагают снять стресс алкоголем, а он не отказывается. Доходит до того, что после очередного возлияния к Петрову во сне приходит смерть и сообщает, что заберет его с собой, если он не бросит пить. Причем смерть не с косой и черепом на плечах, а вполне приличная старушка в кокетливой шляпке на голове…


Тридцать восемь сантиметров

-Это ты, Макс? – неожиданно спрашивает Лорен. Я представляю ее глаза, глаза голодной кобры и силюсь что-нибудь сказать. Но у меня не выходит. -Пинту светлого!– требует кто-то там, в ночном Манчестере. Это ты, Макс? Как она догадалась? Я не могу ей ответить. Именно сейчас не могу, это выше моих сил. Да мне и самому не ясно, я ли это. Может это кто-то другой? Кто-то другой сидит сейчас на веранде, в тридцати восьми сантиметрах от собственной жизни? Кто-то чужой, без имени и национальной принадлежности. Вытянув босые ноги на солнце.


Аберистуит, любовь моя

Аберистуит – настоящий город грехов. Подпольная сеть торговли попонками для чайников, притоны с глазированными яблоками, лавка розыгрышей с черным мылом и паровая железная дорога с настоящими привидениями, вертеп с мороженым, который содержит отставной философ, и Улитковый Лоток – к нему стекаются все неудачники… Друиды контролируют в городе все: Бронзини – мороженое, портных и парикмахерские, Ллуэллины – безумный гольф, яблоки и лото. Но мы-то знаем, кто контролирует самих Друидов, не так ли?Не так.


Виртуальные встречи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Парабеллум по кличке Дружок

Что может получиться у дамы с восьмизарядным парабеллумом в руках? Убийство, трагедия, детектив! Но если это рассказывает Далия Трускиновская, выйдет веселая и суматошная история середины 1990-х при участии толстячка, йога, акулы, прицепа и фантасмагорических лиц и предметов.


Любовь не картошка!

«Иронический детектив» - так определила жанр Евгения Изюмова своей первой повести в трилогии «Смех и грех», которую написала в 1995 году, в 1998 - «Любовь - не картошка», а в 2002 году - «Помоги себе сам».