Библиотечный детектив - [21]

Увидев нож, Анна Эразмовна опять глупо заулыбалась и сказала:

– Вы знаете, Тии Тиныч, у нас сегодня юбилей, Елене Георгиевне полтинник стукнул, ни за что ей не дашь, правда?

Переплетчик молчал, но ее это не смутило:

– Я просто объелась, а вишневка!, вишневка – это что-то с чем-то, работать совсем невозможно, может, покажете мне мастерскую, я столько лет в библиотеке работаю, а даже не знаю, как у вас что называется.

Было совершенно ясно, что единственное, чего хочет мастер переплетного дела, так это чтоб она поскорее ушла (но, почему? почему?). Анна Эразмовна, не дожидаясь ответа, пошла по переплетной и, тыча пальчиком в хорошо ей уже знакомые по книгам машины, стала спрашивать:

«А это что? А это как называется? Ой, какая страшная, для чего она? Или он? Или оно?».

Константин Константинович, поняв, что отвязаться от нее не удастся, стал показывать ей папшер – резак для картона; еще одна страшная, похожая на гильотину, машина была предназначена для обрезывания книг.

На стойке резательной машины была прикреплена медная табличка:

Карл Краузе

Лейпциг

Доставлено и собрано фирмою Евгений Руфъ,

Одесса

На электрической плитке в алюминиевой кастрюльке грелся клей, покрытый пенкой цвета крем-брюле.

– Я так люблю, как у вас в мастерской пахнет, это ведь не столярный клей, у того запах противный.

– Столярный, только светлый, костяной. На, посмотри.

И он протянул ей тонкую, продолговатую и прозрачную желтую пластинку, через которую, закрыв один глаз, она стала рассматривать мастерскую, превратившуюся то ли в тайную комнату Синей Бороды, то ли в пыточную камеру инквизиции. В желтоватом тумане она вдруг увидела нечто, давно забытое, которое раньше не замечала.

– Ой, – сказала она и выронила пластинку, которая разлетелась на крошечные слюдяные кусочки.

– Та-а-чить, та-а-чить, ножи, ножницы та-а-чить, – пропела она, подражая уличным точильщикам, и увидела себя босую, в штапельном цветастом платьице на кокетке, стоящую с другими ребятами во дворе на Хуторской возле точно такого же точильного станка и завороженно наблюдающую за вылетающими искрами. Точильщик был в длинном черном плотном фартуке, закончив работу, он взвалил станок на плечо и пошел дальше, то ли вверх к Алексеевскому базару, то ли за угол к Чумке, чтобы заработать свои пару копеек, затачивая ножи таких же нищих, как он, обитателей окраины.

– Зачем вам это? – наивно спросила она и получила ответ, на который рассчитывала.

– А вот, смотри, – он взял лист цветной бумаги, сильно прижал к нему металлическую линейку, как-то по-особенному обхватил нож, уперев прямой указательный палец в торец, сделал легкое неуловимое движение и поднял отрезанный листик, демонстрируя абсолютно гладкий разрез.

– Обалдеть можно. Только я все равно не поняла.

– Как не поняла? – скорее с подозрением, чем с удивлением спросил Константин Константинович. – Тупым ножом разве так отрежешь?

Да, это был перебор, Анна Эразмовна явно перегнула палку. «Тоже мне, Сара Бернар», – с досадой подумала она, а вслух произнесла:

– Не обижайтесь, Тин Тиныч, это я с перепою.

– Пить меньше надо, – назидательно произнес переплетчик, и они дружно расхохотались. Мир был восстановлен, и Анна Эразмовна с легким сердцем, но на тяжелых ногах вышла из мастерской.

Голова кружилась, мир вокруг был каким-то нечетким. Она огляделась, во дворе никого не было, сняла очки и, нагнув голову, стала протирать их подолом юбки. Вдруг что-то просвистело мимо лица, больно ударило по руке, очки выпали и разбились вдребезги. У ее ног лежал здоровенный обломок карниза, каким-то чудом не попавший ей в голову.

– Убило бы точно, – убежденно сказала она, все еще не двигаясь с места.

– Что случилось, Аня? – из окна выглядывал Константин Константинович. Лицо его было испуганным и жалким.

– Вот, – сказала она, показывая на обломок, – упало.

Глава двенадцатая, в которой Анне Эразмовне становится понятна причина убийства

В библиотеке только и было разговоров, что о смертельной опасности, угрожавшей Amie Эразмовне и о ее невероятном везении. Всего несколько лет назад была закончена реставрация, на которую ухлопали кучу денег. Внутри все сделали красиво, а вот почему не отремонтировали крышу и фасад, с которых, наверное, и следовало начинать, было неведомо. Впрочем, для советских и постсоветских людей такие вопросы относятся к разряду мистических и в ответах не нуждаются. При более или менее приличном дожде крыша протекала, по углам расставлялись алюминиевые ведра, под мерное падение капель в головах читателей всплывало слово «клепсидра» и рождались мысли о вечности.

Во время новогоднего утренника, сценарий которого базировался на «Иронии судьбы», один из немногих библиотечных мужчин, очень удачно изображавший Ипполита, взглянув на потолок, задумчиво произнес: «Какая прелесть, эта ваша заливная… библиотека». Шутка имела бешеный успех.

Падение карниза не вызвало ни у кого ни малейшего удивления. Такое происходило регулярно. На улице часть тротуара была огорожена, и висело предупреждение «\ Опасно \ «. Душка Захаровна вспомнила совершенно жуткую историю о том, как в 60-е годы во время грозы под карнизом спрятались две женщины – мать и дочь, кусок над ними рухнул и убил их на месте. „Большой грех, очень большой грех лежит на нашей библиотеке“, – качала головой Захаровна.