Безжалостный - [20]

— Ты мне тоже нравишься. Но, без обид, ты мне нравишься ещё больше, когда лежишь голая на спине, так что давай уже, блядь, поедим и вернёмся к этому.

Я издаю шокированный смешок. Не потому, что он сказал, что я нравлюсь ему голой, лежащей на спине, я уже привыкла к его грубой манере разговора, а потому что он сказал, что я тоже ему нравлюсь. Или, думаю, из-за выражения его лица, когда он говорил это. Открытое и честное. Милое и искреннее.

Возможно, у Дженсена Пэйна есть мягкая сторона. Это хорошо, потому что она может послужить противовесом моей застывшей стороне.

*

Когда Дженсен сказал, что хочет со мной поесть, я подумала, что он имеет в виду быстрый сытный перекус. Я была неправа. Очень, очень неправа.

Усевшись на столешницу, я радостно наблюдала, как он отбивал две куриные грудки, пока они не стали плоскими и тонкими, как бумага, одновременно готовя тушеные овощи на плите. Он смешал овощи со специями с сыром Фета и завернул всё это в курицу. Я никогда прежде не видела, чтобы такое готовили, но сейчас, когда это запекается в духовке и невероятный аромат блюда заполняет воздух, мой желудок урчит в нетерпении.

Кто знал? Он мастер не только в постели, но и на кухне.

Он накрывает маленький столик на двоих, и я соскальзываю со столешницы, продолжая наблюдать за ним. Его тело такое крепкое, такое твёрдое, что с каждым движением его мышцы выделяются и перекатываются. Это потрясающе. Нет — это красиво. Думаю, что понимаю его одержимость наблюдать за красивыми вещами. Я могла бы смотреть на него всю ночь.

— В шкафу позади тебя винный стеллаж, — говорит он, нарушая тишину. — Не против выбрать бутылку?

Я поплотнее оборачиваю вокруг себя покрывало и открываю дверцу, осматривая его коллекцию. Я хорошо умею сочетать вино с едой. Мне пришлось быстро учиться в пабе. Как правило, курица хорошо сочетается с красным или белым, так что я знаю, что в любом случае не ошибусь. Обычно, всё зависит от предпочтений. Но так как в нашем блюде много овощей, я останавливаю свой выбор на белом полусладком.

Я передаю бутылку Дженсену, и он быстро изучает этикетку, после чего вкручивает штопор и достаёт пробку.

— Ты разбираешься в вине. Как долго ты работаешь в пабе?

Я устроилась туда примерно через неделю после того, как сбежала от своей старой жизни. Три месяца, одна неделя и четыре дня назад.

— Ух, несколько месяцев, я думаю, — сжимаю губы, нетерпеливо ожидая, когда вино успокоит мой участившейся пульс.

— А до этого? — он подталкивает к продолжению, наполняя бокал на половину и предлагая его мне.

Я делаю большой глоток, прежде чем ответить.

— Я писала колонку советов для подросткового журнала.

Он резко встречается со мной глазами, удивленный моим признанием.

— Я не подозревал, что у них такое есть в Огайо.

Делаю ещё один большой глоток.

— В Калифорнии, — поправляю я.

Его взгляд медленно путешествует по моему лицу, будто он что-то ищет. Я допиваю оставшееся вино.

— Так значит ты из Калифорнии?

Я прохожусь дрожащими пальцами по волосам, распрямляю завитки и играю с кончиками, занимая свои руки. Это приближается к черте, которую я не хочу пересекать.

— Если быть точнее, я из Мэна. Переехала в Калифорнию для учёбы в колледже. Осталась работать. Переехала сюда несколько месяцев назад, когда решила, что мне необходимы перемены, — честно, но не открыто. Я втягиваю воздух и продолжаю, уводя разговор от себя. — Фотография, ты зарабатываешь этим на жизнь?

Он прищуривают глаза, не упуская из вида смену темы. Стискиваю зубы, ожидая, что он вернёт меня к ней, но вместо этого, он снова наполняет мой бокал и садится.

— Фотография — это хобби, страсть и одержимость. Мне повезло иметь возможность зарабатывать на жизнь тем, что я люблю. Не говорю, что я — миллионер, но меня всё устраивает.

— Кто их покупает? Что-то вроде порно сайтов?

Он усмехается, явно оскорбленный, но я не уверена, чем именно. Я видела его снимки. Он делает фото обнаженных женщин, поглощенных страстью. Порнография.

— Я продаю эротическое искусство, а не порно.

— В чем разница? — спрашиваю я, потягивая свой напиток, чтобы удержаться от смеха на его раздраженное замечание. Должно быть, ему часто задают этот вопрос.

— Цель, — просто отвечает он.

Я опускаю бокал и складываю руки под подбородком.

— Разве твоя цель состоит не в том, чтобы сделать позирующих сексуально возбужденными?

Он смеётся, качая головой. У него удивительная улыбка, а смех ещё лучше.

— Если они становятся горячими и взволнованными, в них больше силы, но нет, это не является моей целью. Я считаю женщин красивыми. Обнаженная женщина — прекрасна. Обнаженная женщина, раскованная, во время экстаза — это живописно. Это признательность за возбуждение, — он самодовольно улыбается и поднимает бокал, как будто только что доказал свою правоту.

— Но разве искусство не призвано возбуждать каким-то образом? — возражаю я. — Будет ли смысл, в противном случае? Кто захочет смотреть, если при этом ничего не будет чувствовать?

Грудь Дженсена поднимается и опадает с каждым быстрым вдохом, а пульс на шее отчетливо виден через кожу. Он долгое время ничего не говорит, и его обжигающий пристальный взгляд, направленный на меня, заставляет моё сердце биться в два раза быстрее.