Безжалостная ложь - [36]

Но все-таки этот критерий оказался поразительно растяжимым, и за последние две недели Морган ухитрился почти через день находить веские основания для их встреч. И во время этих встреч познакомил ее со многими влиятельными горожанами, способными оказаться полезными не только для теперешнего проекта, но и для будущего. Ему даже удалось добыть ей приглашения на два посольских приема с коктейлями, и она была бы дурой, если бы отказалась, даже если приходилось терпеть Моргана в качестве кавалера. Там Морган представал перед нею совсем иным – изысканно учтивым, почти как вельможа, что скрывало его обычную прямолинейность: ведь многих политических деятелей и воротил он называл просто по имени.

Вскоре Саймон похвалил ее за ловкость и быстроту, с какими она вошла в веллингтонский высший свет, а в пятницу, когда исполнилось две недели событию, которое Клодия насмешливо называла своим нечестивым союзом[11], передал ей, что ее планы произвели столь сильное впечатление на руководство отеля, что оно пожелало усилить степень участия, став, если возможно, спонсором одного из водителей автомобилей, стартующих в гонке.

Это, разумеется, потребовало дополнительного совещания с Морганом, но он не смог в тот день выкроить время и предложил перенести встречу на завтра. Клодия была до того обрадована перспективой нового достижения, что не отнекивалась, когда он добавил, что его уик-энды, как правило, ненарушимы, но, если ему не придется ехать в деловую часть города, он согласен на компромисс. Все подробнейшие данные о гонщиках – у него дома, на его персональном компьютере, включая данные о претендентах на полное или частичное спонсорство, и все эти данные – к ее услугам.

С болью сознавая, что она обходит ею же самою установленные правила ради удовлетворения своего непослушного любопытства, Клодия согласилась, но одолжила один из гостиничных автомобилей: безопаснее знать, что можно уехать, когда захочешь.

– Еще бутылку?

Клодия сосредоточила блуждающие мысли и увидела, что бокал ее снова пуст.

– А мы что-нибудь празднуем?

Это был наводящий вопрос, и Морган разумно отказался довести его до искусительного завершения. Он поднял бокал.

– Только наступление еще одного долгого, ленивого летнего уик-энда. Поверите ли, раньше я работал во все часы, учрежденные Богом? Это было прежде, чем я понял, что медленно каменею в башне из слоновой кости, воздвигнутой моим самомнением. Я отдалялся от простых радостей жизни. Я старел и в то же время находился в плену эгоистичного честолюбия моей молодости: получить столько денег и власти, дабы делать все, что пожелаю, и плевать на все. И ни разу не задумался, а чего же именно я так отчаянно желаю.

– Вы, по-моему, и теперь достаточно уверены в своей значимости, – не удержалась Клодия, но смягчила едкость нерешительным вопросом:

– А когда же вы поняли – чего же именно?

– Места, где я дома, кого-то, с кем чувствуешь себя дома, – горестно улыбнулся он. – Пожалуй, можно сказать – быть любимым ради меня самого. Пошло, но правда. – Он посмотрел в бокал, и улыбка завяла на его искривленных губах.

– Конечно, если считать, что твое «я» более достойно ненависти и презрения, чем любви, очень трудно уговорить себя, что попытку перемениться к лучшему вообще стоит предпринимать. Я не религиозен, но в глубине души и вправду верю: что посеешь, то и пожнешь, особенно в том, что касается человеческих взаимоотношений. И также верю, что погибели предшествует гордость и падению – надменность, а у меня и первые и вторые были монументальны.

Горькие нотки насмешки над собой в его голосе насквозь пронзили ее отзывчивое сердце, и внезапно, с ужасающей ясностью, Клодия поняла, что он пытается ей сказать. Это она послужила причиной перемены его взглядов и образа жизни. Вслепую, от боли ударив его, она раз и навсегда изменила в нем что-то очень важное. Ее опрометчивый варварский поступок вынудил его построить свой новый образ – вокруг лжи.

Он увидел в ее глазах исполненное ужаса понимание и принял его за что-то иное.

– Вы как будто не верите мне, Клодия, и имеете на это полное право, но, уверяю вас, я совсем не тот, каким был два года назад. Ну ладно, иногда у меня случаются рецидивы. Я человек, – поправился он, и его стремление к беспощадной честности было до боли очевидно. – Но в общем-то, одолел моих демонов, которые заставляли меня топтать чужие мечты. Знаю, что вы, вероятно, подумали, будто я бездушно отмахнулся от того, что произошло в тот день, и даже не дал себе труда вновь о вас подумать. Но я думал. И думаю. Я не вторгался в вашу жизнь и не пускал в нее Марка, ибо верил, что вы этого хотите, что это для вас – менее мучительная альтернатива. Но если бы с вами стряслись какие-либо неприятности, я бы об этом знал – и помог бы вам. Однако вы не удостоили меня и таким малым покаянием. Вы очень хорошо устроились.

– А как… а как бы вы узнали, если бы мне понадобилась помощь? – неровным голосом спросила Клодия, и от вновь осознанной виновности по телу ее поползли мурашки.

– Я попросил одного друга в Окленде время от времени проверять, как вы. Ничего назойливого – только самое главное, – быстро уверил он, заметив у нее во взгляде внезапное отвращение. – Увидеть, что вы ни в каком смысле не бедствуете – есть ли у вас работа и выглядите ли вы счастливой.