Безымянная могила - [8]

Шрифт
Интервал

Я убежден: Каиафа ошибался; убежден в этом, даже если я и сам до определенной степени согласился с его решением, не протестовал против него ни в то время, ни позже. Мириться с решениями власти точно так же было свойством моей натуры, как и приверженность принципу свободы обучения. Да и захоти я протестовать, протест мой, по всей вероятности, был бы безрезультатен; ведь Анна, чьим зятем был Каиафа, тоже не протестовал, хотя именно ему, Анне, в свое время пришла в голову эта идея и именно он осуществлял ее. В моей жизни и деятельности изменилось лишь то, что в школе у меня не стало детей бедняков, я же с большей строгостью, но и с большим терпением наставлял отпрысков богатых семей. Однако некоторые из прежних воспитанников, теперь уже взрослые, зрелые люди, сами ставшие учителями, часто навещали меня. Среди них был юноша по имени Иисус, называвший местом своего рождения Назарет, и другой, Иуда, сын падшей женщины… И тут, завершая свое вступление, я наконец подхожу к вопросу первосвященника Иосифа.

Оба молодых человека относились к числу самых одаренных моих учеников. У Иисуса блестящий ум сочетался с необычной, порывистой эмоциональностью и стремлением к глубокому пониманию других людей, их мнений. Ему была свойственна удивительная восприимчивость к самым разнообразным знаниям и какая-то особенная изощренность в искусстве аргументации. Не будь это преувеличением, я сказал бы, что сам многому учился у него. Он любил быть на виду, первым поднимал руку, чтобы ответить на заданный вопрос, и часто, хотя и с должным почтением, вступал в спор со мной. Иуда был более замкнутым, молчаливым, углубленным в себя, но вместе с тем и более упорным. Он был фанатиком учебы; что касается Иисуса, то он не только любил учиться, но и легко и охотно делился знаниями со сверстниками. Мне странно было обнаружить, что между этими столь различными молодыми людьми завязалась тесная дружба. Спустя некоторое время Иисус и Иуда перестали меня посещать; судьба первого известна: еще в годы правления прокуратора Пилата он, по инициативе Каиафы, был распят на кресте. Не скрою: услышав об этом, я был потрясен и, запершись в своей комнате, искренне оплакивал его. Человек с таким завораживающим взглядом, с такими уникальными знаниями и чистыми помыслами не мог стремиться к дурному, в этом я и сейчас убежден. Иисус был целеустремленным до одержимости, но одержимость его опиралась на страстную жажду понимания; жажду, развитию которой, возможно, способствовал и я. Иуда тоже был целеустремленным, но одержимость свою умел сдерживать: так держат в узде горячего коня. Я слышал, они возглавили какое-то движение, и именно Иуда, его лучший друг, совершил предательство, в результате которого Иисуса приговорили к смерти. Слышал я и о том, что Иуда раскаялся в содеянном и наложил на себя руки. Однако ходили и совсем другие слухи. До меня дошло, например, что Иуда какое-то время был тайным пленником Синедриона и что Каиафа пытался с ним о чем-то договориться. Источники этих слухов не отличались особой надежностью, но я к ним отнесся всерьез. Дело в том, что как раз в это время Каиафа неожиданно стал искать моей дружбы, присылал мне приглашения на приемы и торжества; я, однако, каждый раз сообщал через гонца о какой-нибудь важной причине, оправдывающей мое отсутствие. Если бы Иуда действительно умер, какой смысл был Каиафе меня разыскивать? Потом рассказывали, что Иуда сменил имя, теперь он зовется Ананией и живет в Дамаске; некоторые даже уточняли: на Прямой улице. Еще спустя какое-то время прошел слух, что он вернулся в Иерусалим и добился здесь высокого положения.

Одно могу утверждать наверняка: если он действительно жив и сегодня проповедует под именем Анании, то за плечами у него большой опыт. И это в любом случае, даже если не вспоминать о других его качествах, свидетельствует в его пользу. Если об Иисусе я говорил: блестящий ум, яркая личность, огромная, целеустремленная воля, то про Иуду, он же Анания, могу сказать: он весь — упорство и скромность, фанатичное чувство ответственности, ненасытная жажда знаний. Иисус был прирожденным руководителем, но и Иуда, или Анания, — личность, обладающая всем необходимым, чтобы вести за собой других. Если бы было не так, едва ли он смог бы, вернувшись в Иерусалим, завоевать тот авторитет, который у него, несомненно, был, и едва ли мог стать сейчас кандидатом на высокий пост. Однако если слухи о смерти Иуды все же соответствуют истине, в этом случае человека по имени Анания я не знаю и ни плохого, ни хорошего о нем ничего сообщить не могу.

В эти трудные времена считаю весьма желательным, чтобы господству первосвященнических династий был положен конец, ибо переплетение семейных интересов с интересами государственными неизбежно порождает недовольство народа. Вновь завоевать всеобщее доверие мог бы сейчас вышедший из низов, с трудом пробившийся к образованию, талантливый и многоопытный муж — именно таков Анания, если он тождествен тому Иуде, которого я учил на протяжении нескольких лет. Его образ мыслей и умение владеть собой, может быть именно в свете уроков движения, возглавляемого некогда Иисусом, становятся залогом того, что он сумеет создать ту общую идейную, идеологическую основу, о которой я говорил выше как об условии компромисса с империей и, что самое важное, мира.


Еще от автора Сильвестр Эрдёг
Посвящение

В книгу вошли пять повестей наиболее значительных представителей новой венгерской прозы — поколения, сделавшего своим творческим кредо предельную откровенность в разговоре о самых острых проблемах современности и истории, нравственности и любви.В повестях «Библия» П. Надаша и «Фанчико и Пинта» П. Эстерхази сквозь призму детского восприятия раскрывается правда о периоде культа личности в Венгрии. В произведениях Й. Балажа («Захоронь») и С. Эрдёга («Упокоение Лазара») речь идет о людях «обыденной» судьбы, которые, сталкиваясь с несправедливостью, встают на защиту человеческого достоинства.


Посреди земли

В сборник входят наиболее значительные рассказы венгерских писателей семидесятых годов (Й. Балажа, И. Болдижара. А. Йокаи, К. Сакони и др.). разнообразные по своей тематике. В центре внимания авторов рассказов — события времен второй мировой войны, актуальные темы жизни сегодняшней Венгрии, моральная проблематика.Все рассказы на русском языке публикуются впервые.


Рекомендуем почитать
В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Школа корабелов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дон Корлеоне и все-все-все

Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.


Лонгборн

Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.