Безутешная плоть - [94]

Одну руку ты запускаешь в карман. В другой у тебя сумка с пятидолларовыми банкнотами, прямо из банковской кассы, чтобы незаметно рассовывать выступающим. Ты открываешь рот.

Тебе кажется, что с каждым движением женщины одеваются все медленнее – в знак протеста. Ты больше ни на кого не можешь смотреть. Закрываешь рот.

На столе стоит чемодан. В нем длиннющие нити бус и цепочек из плодов баобаба и жакаранды. Настоящие панцири. Если их искусно расположить, они многое могут скрыть.

Чемодан и деньги не успокаивают тебя, а только злят. Ты уходишь. Пусть все идет как идет, коли уж ты не в силах повлиять на ситуацию. Если Трейси хочет, чтобы женщины обнажили грудь, ей придется прийти сюда самой.

Ты стоишь у входной двери. Смотришь вниз на ступени. Ниже, ниже, ниже, еще ниже. Спуск на дно бесконечен. Ты видишь себя со стороны, как спускаешься по ступенькам – одна ступенька, еще одна, – добираешься до поросшего травой неровного пятачка внизу, спускаешься все ниже, ниже, до голеней, груди, наконец земля смыкается над тобой.

Тем не менее, дойдя до нижней ступеньки, ты оборачиваешься, хлопаешь в ладоши и кричишь:

– Ванамай, Васикана, простите меня!

Женщины торопливо выходят из комнат, завязывая пояса, платки, тесемки погремушек, натирая щеки румянами из красных камней, рисуя на лицах, руках и ногах белые треугольники.

– Ты уверена, что нам заплатят? – с тревогой спрашивает секретарь Женского клуба.

Ты киваешь, вовсю работая головой и плечами.

– Мы верим тебе, Тамбудзай. Не подведи. Если еще и ты начнешь врать…

Ты засовываешь руку в сумку и достаешь пригоршню пятидолларовых банкнот. Следует взрыв веселья.

– Давать жизнь прекрасно, – поют пожилые женщины.

– Тамбудзай не стала бы врать! – кричит Ньяри.

Вы с первого класса вместе ходили в деревенскую школу, и она гордится тем, что не чужой тебе человек.

– Все готовы? – спрашиваешь ты. – Все на месте? Мы закончили?

Увидев деньги и успокоившись, никто не обращает на тебя внимания.

Язык пересох, но ты стала королевой деревни. Ты опять открываешь рот и даешь указания насчет женских торсов. Поднимается гневный крик. Мать велит всем замолчать и ведет танцовщиц обратно по лестнице. Ты быстро уходишь.

Молодежь с маримбами[65] усаживается под деревьями. Мужской хор поет ладно, немного напоминая стаю больших мурлычущих котов.

Хор заканчивает под рев и аплодисменты.

– Та-та-тата, та-та-тата, – вступают маримбы.

Вышедшая из дома мать спускается вниз по ступенькам. Она ведет за собой человек двадцать женщин. Они становятся полукругом перед домом, машут руками и шлепают босыми ногами по песку в такт музыке. Молодые и старые, все твои сестры, тетки и кузины затянуты под разноцветными блузками замбийскими тканями.

Господин Бахман расстегивает молнию на чехле с фотоаппаратом. Май останавливается и бросает на фотоаппарат взгляд своих глаз-бусинок.

– Я сниму вашу мать, – весело гремит господин Бахман. – Снимок будет называться «Мать путешествия». Всем очень понравится.

Фрау Бахман хлопает мужа по плечу, напоминая, чтобы он не переводил пленку.

Твоя мать топает ногой. Поднимается пыль. Она поднимает и опускает локти в такт маримбе. Нагибает голову в разные стороны, сначала к одному, затем к другому плечу.

Трейси кивает в такт музыке, явно испытывая облегчение от того, что женщины разошлись.

Тебе все не в радость, хоть ты и любила танцы с самого детства. Стыд переполняет тебя. Тебе хочется только закрыть глаза и не открывать их, пока не наступит день расплаты. Теперь уже неважно, взбунтуются женщины или нет. Ты предательница.

Пение становится громче. Палочки маримбы взмывают высоко в воздух, музыканты превосходят самих себя. Руки над барабанами летают быстрее. Пять молодых певиц шире открывают рот.

Танцовщицы движутся вперед. Твоя мать поднимает руки к груди. Пальцы она держит у сердца. Затем одним движением она сдергивает с себя блузку и швыряет ее в пыль. Это сигнал. Все женщины раздеваются.

Родственники в ужасе ахают. Праздные зрители, не связанные с тобой узами родства, теснятся вперед, чтобы подивиться на голых матерей и сестер.

Па-па!

Это неуверенно аплодирует бельгиец. Шведская туристка похлопывает пальцами.

Песня заканчивается. Деревенские женщины жмутся друг к другу, инстинктивно опуская плечи так, чтобы бусы – панцири – прикрыли грудь.

– Спасибо! – Ты делаешь шаг к танцовщицам. – Спасибо. Поблагодарим их. Устроим им большой пам-пам. Громкие аплодисменты, – приглашаешь ты всех. – Давайте поблагодарим их за танец. Чтобы они могли пойти и отдохнуть.

Расставив пальцы, ты бьешь ладонями перед самым своим носом в преувеличенной манере церемониймейстера.

Хлопаешь. Женщины стоят неподвижно. Толпа, затаив дыхание, молча наблюдает за происходящим.

Ты все хлопаешь.

Слышишь только звук, возникающий при соприкосновении двух участков твоей кожи. Люсия яростно бросается вперед.

– У-у-у! У-у-у! – ширится звук.

Твоя кузина улюлюкает, ослабляя растущее напряжение, ее язык высовывается изо рта и опять исчезает.

– Тата-та-та-та, тата-та-та-та, – вступают маримбы.

Одна девушка разворачивается, топает ногами и трясет на зрителей ягодицами. Господин Бахман вынимает руку из кармана и бросает на поляну банкноту в десять немецких марок. Гости рады, что нашлось чем заняться. Разношерстные мелкие банкноты сыплются на песок. Миссис Самхунгу подскакивает к одной и ловко запихивает ее за пояс.