Безутешная плоть - [86]

Май Самхунгу, естественно, спрашивает, по чьей и почему этот кто-то послал в деревню кого-то другого.

Мать отвечает, что речь идет о начальниках и других высокопоставленных лицах и лучше сначала выслушать, а потом делать выводы и решать, что делать; что кое-кто тут по поручению начальницы, а кое-чья начальница скоро кое-кого ждет, и этот кое-кто пошел на большой риск и нарушил заключенное в Хараре соглашение, приехав сюда и отдав дань уважения старейшинам этого кое-кого, послушав лишь мудрого совета матери этого кое-кого.

Май Самхунгу сразу все понимает. Без лишних слов они с матерью договариваются обсудить вопрос после твоего отъезда.

Маленькие Самхунгу, загрузив обещанный мешок с апельсинами на заднее сиденье машины, стоят и смотрят. Отъезжая от дома председательницы и нажимая на клаксон, ты бросаешь им конфет.

– Ба-ба-и![57] – кричат с обочины другие деревенские дети.

У колонки собаки лижут носик капающего крана и кирпичи под ним. Ты без особого интереса следишь за струйкой. Тонкий ручеек сточных вод течет мимо рощицы низкорослых деревьев мсаса в сад Май Самхунгу. Растения здоровые, плодоносные. Ты недоумеваешь, как умудрилась на подъезде не заметить сад, и в тебе поднимается чувство вины, оно никак не уходит. Раздумав бросить последние конфеты в окно, на радость бегущим за машиной детям, ты съедаешь их сама и едешь обратно в город.

* * *

Ты сворачиваешь на Джейсон-Мойо-авеню перед самым обедом, составляя в голове отчет. С тобой улыбкой здоровается Королева Африки. Не видя ее, ты улыбаешься в ответ и рассеянно поднимаешь руку, завидев сестру Май Гаму. Потом ждешь лифта в грязном вестибюле и поздравляешь себя сразу по многим пунктам:

– Удалось убедить в целесообразности проекта мать, самого важного человека в цепочке.

– Мать – казначей Женского клуба, что не было известно, когда рождалась концепция, и это еще один положительный результат, которого никто не ожидал.

– Деньги для мамбо находятся в надежных руках.

– Председательница Женского клуба, еще одна влиятельная женщина в общине, дала понять, что польщена твоим визитом.

Ты заходишь в лифт, раздумывая, с чего начать. Двери не закрываются. Ты трясешь их пару раз – безрезультатно – и быстро поднимаешься по лестнице.

– Она ждет тебя, – сообщает Педзи, когда ты входишь в фойе. – Пройди здесь, – кивает из-за стойки менеджер проекта «Туристическое гетто». – Она попросила меня посидеть тут, чтобы я сразу тебе сказала.

– Двадцать минут. Положить вещи, – умоляешь ты, напоминая себе, что она бывший администратор.

Педзи машет руками, мелькая черными ногтями с крошечными золотыми цветочками, и достает из коробки на столе салфетку.

– Лифт, – увиливаешь ты. – Вечно не работает.

Ты протягиваешь руку. Педзи подходит и поправляет тебе волосы.

– Давай сейчас, – говорит она, закончив. – Она сказала «сразу же».

Ты заходишь в узкий коридор. На полпути к кабинету начальницы ты останавливаешься и проверяешь подмышки. Пока не расплылись пятна пота, все в порядке. Ты подходишь к двери начальницы, стучишь, тебя просят войти.

Ты заглядываешь в кабинет и первым делом смотришь на стол Трейси. Вращающееся кресло пусто. Ты осторожно проходишь. Начальница стоит у окна, выходящего на построенный в первые дни существования города санитарный переулок. В руке у нее стиснут номер «Клэриона». При твоем приближении она поворачивается, чтобы выбросить его в мусорное ведро, и видит, что ты заметила. Какое-то время держит номер над ведром, а потом передумывает:

– Вот этого в нашей конторе больше не будет. В принципе это расизм. Даже нельзя назвать газетой.

– Статью не написать, если у тебя нет материала, – мягко увиливаешь ты. – А у кого есть, не будет писать для «Клэриона».

Наблюдение ее не утешает. Щеки Трейси краснеют.

– Просто невероятно. – Она бросает газету на стол.

Та разворачивается на снимке, где изображены высокопоставленные правительственные чиновники в хороших костюмах. Рядом другая фотография с грязными, хотя и победного вида людьми, которые жарят мясо на огне перед усадьбой.

– Эта… эта… чертова кровавая война. – Начальница переворачивает газету вверх спортивной страницей, где изображены два лучших игрока в крикет. – Поют. Торжествуют победу? Они наводнили все вокруг. Потому что так приказало Ископаемое. Он задумал так с самого начала. В агентстве часто намекали, но я заступалась за страну. Не могла поверить. А ты можешь поверить, что им было приказано разрушать дома честных, трудолюбивых людей?

Она стоит, скрестив руки и стиснув зубы, а ты вспоминаешь рекламное агентство, славное время, когда в пятницу вечером вы потягивали бесплатные напитки в вашем пабе. Ты не помнишь того, о чем рассказывает начальница. Зато помнишь другое: Трейси вручает твою награду другому составителю рекламных текстов. Ты чувствуешь, будто матка вытекает из тебя промеж тазовых костей и лужей просачивается на пол.

– Не думай о них. Газеты просто пишут то, что хотят политики. Есть хорошие новости. – Ты с трудом переводишь дыхание.

– Каждые пять лет, – бормочет Трейси. – Такие, как я, будут подвергаться опасности каждые пять лет. Они будут крушить наши дома. Знаешь, в Римской империи так поступали с рабами и людьми. Просто, чтобы получить голоса.