Безумство храбрых - [18]

Баранников, шедший в передней шеренге, вплотную видел их спины, обтянутые черными, лоснящимися от дождя плащами. Услышать бы, о чем говорят эти два человека! Но за всю дорогу они и словом не перебросились. Баранников со злорадством смотрел в их черные спины, будто у него было основание думать, что им сейчас не по себе.

Начальник охраны повернулся и, пятясь, сделал несколько шагов — он оглядывал колонну. Баранников заметил, как люди рядом с ним боязливо распрямляются, перестают волочить свои деревянные ноги и стараются делать шаг.

«Какая дикость! — думал Баранников.— Нас тысячи, а их два десятка с четырьмя собаками. И мы их боимся».

На последнем повороте к горе колонну осветили прожектора караульных вышек. Дрожащие от дождя яркие полосы света двигались вместе с колонной. Заключенные закрывали глаза ладонями, опускали головы. Возле входа в подземелье с обеих сторон стояли вооруженные эсэсовцы. В стороне чернела автомашина, из которой Карл Динг и Вальтер Шеккер наблюдали за движением колонны...

Демка стоял у входа в пещеру и напряженно всматривался в проходивших мимо заключенных. Он метнулся навстречу Баранникову:

— Что с батей?

— Подожди,— устало сказал Баранников.— Иди на место.

Они прошли в свой угол и только собрались лечь, как прибежал капо. Тыча в Баранникова пальцем, он крикнул:

— Эй, ты, иди в санитарный бункер на уборку!

Баранников обнял Демку за плечи:

— Я скоро вернусь.

— Где батя? — спросил Демка.

— Подожди.— Баранников встал и быстро пошел вслед за капо.

У входа в бункер Баранникова ждал Стеглик.

— Иди в каморку санитара,— тихо сказал он.

В дальнем углу пещеры в стене была вырыта тесная берлога. Здесь обитал санитар Карел Зубка. В каморке уже находились два серба, которые добыли взрывчатку, и француз-электромонтер, о котором Баранников знал, что он был в маки и попал в гестапо в результате предательства. Прислонившись к стене, стоял коренастый майор Пепеляев.

В каморку вошли Стеглик и врач санитарного бункера, тоже чех, которого все звали доктор Янчик. Оба они своими телами закрыли лаз в берлогу.

— Надо действовать,— тихо сказал Пепеляев,— Центр считает, что для этого сейчас очень удачный момент. Лагерное начальство на массовую расправу не пойдет. Нам известно, что у него конфликт с фирмой, строящей завод. Фирма боится, что слишком быстро иссякнет рабочая сила. Сегодняшний расстрел представители фирмы не одобряют, считают его излишним. Наше выступление добавит жару и будет ответом на расстрел.

Один из сербов воскликнул, сверкая черными выпуклыми глазами:

— Взрыв! Завтра же! Смерть палачам за смерть товарищей!

Пепеляев молчал. Все смотрели на него.

— Взрыв завтра,— сказал наконец Пепеляев.

Сербы, как по команде, вскочили, порывисто обнялись, а потом, положив руки на плечи друг другу, произнесли одинаковые, не понятные другим слова. Это было похоже на клятву. К ним подошел француз, и они обнялись втроем. Все с волнением наблюдали за ними.

— Главный вход виден с того места, где вы будете включать ток? — спросил Пепеляев.

— Хорошо виден,— ответил француз.

— Взрыв произведете утром,— продолжал Пепеляев.— Но завтра тысячи две заключенных опять погонят рыть ров. Смотрите внимательно, чтоб все успели выйти.

— Мы уже думали об этом,— сказал один из сербов.— Ведь всегда, когда выходят последние заключенные, наружный часовой звонит куда-то по телефону. В это время мы и...— Серб рассек воздух рукой.

Сербы и француз ушли. В каморке остались Пепеляев, Стеглик, доктор Янчик и Баранников.

Обращаясь к Баранникову, Пепеляев сказал:

— У Стеглика и доктора Янчика есть заманчивое предложение — отравить эту бешеную собаку Шеккера. Как ты смотришь на это?

— Собаке собачья смерть.

— В общем, центр за казнь Шеккера. В каком сейчас состоянии паренек Степана Степановича?

— В тяжелом, конечно. А что?

— Держи его при себе.-— Пепеляев помолчал.— Никто другой, кроме него, не сможет угостить Шеккера ядом. Ведь он бывает у Шеккера дома. Подготовь парнишку...

Баранников вернулся в пещеру и лег рядом с Демкой, Демка ни о чем не спрашивал. Он лежал на спине, подложив руки под голову. Горящие его глаза были устремлены вверх. Демка подвинулся. Несколько минут они лежали молча, потом Демка тихо произнес:

— Я все знаю.

— Вот так, Демка,— вздохнул Баранников и положил свою руку на горячую руку парня.— Мы им ответим.

Демка вскочил на колени и, дыша в лицо Баранникова, зашептал:

— Дядя Сергей! Дай мне... да я... я...— Он задохнулся и умолк.

— Будет дело и тебе,— сказал Баранников.— Только одно условие: полное спокойствие. Возьми себя в руки. Иначе дела тебе не видать.

Демка молчал.

Заключенные засыпали нервно и медленно. Пережитое утром мешало уснуть. Кто-то так стонал, будто навзрыд плакал. Часовой, стоявший у входа под тускло горевшей электрической лампочкой, испуганно вглядывался в темень пещеры и перекладывал с руки на руку автомат, точно хотел убедиться, что оружие при нем.

«Боишься, сволочь!» — подумал Баранников.

Баранников так и уснул, держась за горячую Демкину руку. В эту ночь ему приснилось, будто он идет по своему уральскому городу и ведет за руку сына Витьку. А навстречу им медленно движутся серые колонны заключенных. Витька спрашивает: «Папа, кто эти люди?» Баранников, удивленный несообразительностью сына, говорит ему: «Разве ты сам не видишь? Это же солдаты», Витька смеет-с яг «Ну что ты, папа, разве это солдаты? Это же просто оборванцы, нищие». Тогда он грубо дергает сына за руку и в злом отчаянии кричит: «Это солдаты! Понимаешь, солдаты, солдаты!..»