Безумный Пьеро - [56]

не так уж интересны все эти подробности.

Об объятьях Пиздеца, долгих и всё такое в мировой литературе написано достаточно, но данный конкретный пассаж заимствован из "Песен Мальдорора". Правда, там главгерой тискался с акулой. Но, во-первых, акула — тоже образ Пиздеца, а во-вторых, объятия его и впрямь продолжительны (или кажутся таковыми), малоэстетичны и совершенно не возбуждают. Не верите? Подождите, и у вас будет повод в этом убедиться.

Голова обломинго из-за остатков понижающего поля и в самом деле не гнила — а только медленно высыхала. Это и позволяло таскать её с собой, не прибегая ко всяким искусственным мерам, то есть к использованию артефактов Зоны "Е412", "Е211", "Е250" и "формалин".

И наконец: почему Буратина так и не понял, что хорошо знакомая ему Мальвина и предмет страданий Пьеро — одно и то же лицо?

Все умные существа похожи друг на друга. Каждый дурак глуп по-своему.

Причина в том, что ум всегда одинаков и равен самому себе. Глупость же есть недостаток ума, а недостатков у любого предмета или явления может быть множество.

Буратина страдал несколькими умственными изъянами, но главным, коренным дефектом его была слабость ассоциативки. Это приводило к неспособности связать одно с другим. Что, в свою очередь, не позволяло строить длинные мыслительные цепочки. А иногда и короткие.

Несмотря на близкое знакомство с Мальвиной и длительные размышления о ней бамбуку так и не пришло в голову, что пьеровская возлюбленная и ебанутая садистка могут иметь между собой что-то общее. Ему это и в голову не пришло. Хотя стенания Пьеро о своей пропавшей возлюбленной он слышал. И даже помнил. Просто не сопоставил.

А вот Пьеро дураком не был. Он был мудила, а это нечто принципиально иное. Дурак — это человек, технически не способный думать о чём-то сложном, то есть — маленький куцый умишко. У мудилы может быть ум большой, но неправильно устроенный. Типичный вариант — смешение в голове важного и неважного. Мудила способен проебать серьёзное дело из-за (а то и ради) какой-нибудь мелочи. Или ввязаться в нечто скверное просто по приколу. Но мудак может быть и безвредным (для окружающих). Например, чудик, занимающийся какой-то ненужной — даже ему самому — хренью. Тут, правда, возникает вопрос, точно ли эта хрень такая ненужная, и не мудилы ль те, кто её недооценивает… Впрочем, это тема сложная, неоднозначная. Заметим только, что у Пьеро с ассоциациями всё было прекрасно: в конце концов, он был поэт. И к тому же телепат — с той же поправкой, так как мудак способен неправильно понять даже свои мысли, не говоря уже о чужих. Но сейчас случае он прочёл мысли Буратины правильно.

ПОСЛЕДНИЙ ШТРИХ. Нас тут спрашивают: а куда и зачем летел аннулипалп? Мы долго колебались, прежде чем решили открыть читателям эту тайну. Но всё-таки отвечаем: по делам.

PS. Некоторые особенно настырные читатели на этом не успокаиваются и спрашивают, а что это были за дела. Отвечаем и на это: дела достаточно важные, чтобы посылать аннулипалпа.

CHECKPOINT-6. 1 ФЕВРАЛЯ 313 ГОДА

ОПЫТЫ ПОЭТИЧЕСКИЕ И КРИТИЧЕСКИЕ

— Может, всё-таки в картишки перекинемся? — уже ни на что особенно не надеясь, предложил осёл. — Устал я что-то.

Пьеро молча и сильно огрел осла по заднице хворостиной. Тот резко дёрнулся. Вместе с ним дёрнулся привязанный к ослу Буратина.

— Яюшки! — возмутился деревяшкин. — Не дрова везёшь!

Осёл смолчал, хотя подумал, что везёт как раз-таки дрова. Поскольку бамбук был ни на что не годен, разве что на растопку. Да и то — если его хорошенько высушить.

У Буратины было совершенно иное мнение по тому же вопросу. Он знал про себя, что рождён для счастья, как птица для полёта. Но вступать в дискуссии по этому поводу не спешил, понимая всю непрочность своего положения.

— Послушай, — заговорил Пьеро, — а как ты думаешь, Мальвина мне обрадуется?

— А я почём знаю, — совершенно искренне ответил Буратина. Тот же самый ответ на тот же самый вопрос он уже успел озвучить семнадцать раз.

— Ну допустим, — бредущий пешком Пьеро как следует размахнулся хворостиной и сшиб почерневшую головку одуванчика. — А если вдруг она мне не обрадуется?

— А я почём знаю, — буркнул Буратина. На этот вопрос он отвечал аналогичным образом уже двадцать три раза.

— Но если она мне не обрадуется, — продолжал Пьеро, — означает ли это, что я жил напрасно? Право, даже не знаю, куда мне деваться? И тогда мне не лучше ли с жизнью расстаться? О, рифма! Это надо развить…

— Рифма глагольная, — тут же сказал Буратина. Разумеется, он понятия не имел, что такое глагол. Просто он заметил, что Пьеро при чтении стихов (а делал он это часто) время от времени в ужасе вскрикивает "глагольная рифма!" и после этого замолкает минуты на три. Теперь он решил попробовать заткнуть его самостоятельно.

Пьеро и в самом деле замолчал, засопел. Потом сказал печально:

— Действительно глагольная. Надо же! Дурак деревянный — а услышал!.. В таком случае прочту тебе начало стихотворения, посвящённого морально-нравственной проблематике. Я его как раз обдумываю.

Буратина зашипел сквозь зубы. За эти сутки он успел крепко невзлюбить поэзию. Однако он всецело зависел от Пьеро, так что приходилось терпеть.