Безумный лес - [11]
— Вы не знаете, где тут вода? Что-то пить хочется…
Я понял — вопрос задан для того, чтобы поддержать разговор, и ответил:
— В конце перрона направо. А у вас есть, что запивать?
— Пожалуй, нечего. Но иногда — может быть, вы тоже знаете… хотя вы слишком молоды для этого, откуда в ваши годы все знать, — иногда после воды меньше хочется есть, можно обмануть голод.
— Знаю. Доводилось. Хотя лучше бы этого и не знать.
Я замолчал. Пожалел, что сказал лишнее. Старик тоже умолк. На перроне громко пререкались двое пьяных. Вот они обругали друг друга. Но потом, вместо неизбежной, как мне казалось, драки, я услыхал их смех и увидел, как они лобызают друг друга в усы. Протянув старику все, что осталось от моей трапезы, я сказал:
— Ешьте. Я… уже сыт.
— Спасибо, сударь! Спасибо, дай вам бог здоровья!
— Если бы дал…
— А почему бы и нет? Ему ведь ничего не стоит.
— Стоит лишь захотеть.
— Это верно, сударь. Лишь захотеть.
Мимо нас прошел в грязной, замасленной робе стрелочник, пожелал нам доброго вечера. Мы ответили тем же.
Из города не спеша подкатила пустая пролетка и остановилась неподалеку. Свистнул и запыхтел паровоз. Из вокзального ресторана донеслись пронзительные вопли подгулявшего посетителя.
— Мама-а-а!.. Мама-а-а! Зачем только ты меня на свет родила? Ведь я тебя об этом не просил, мама-а-а!..
Ему никто не ответил. Наступила глубокая, гнетущая тишина. Пока старик чавкал, занятый едой, я от нечего делать разглядывал пестрые афиши, украшавшие стены зала ожидания. На одной было написано:
На другой:
Афиша, приглашавшая в Синаю толстосумов, представляла собой пейзаж с горами, елями и роскошной виллой, распахнувшей навстречу солнцу широкие окна. На афише, звавшей тех же богачей поехать к морю, я мог любоваться солнечным пляжем и двумя смуглыми девушками в купальных костюмах. Третья афиша советовала своим читателям пить перед едой аперитив Мартини. Мелькнула мысль: Синая и мне бы не повредила. Чистый воздух, не жарко. Море тоже пошло бы на пользу. Солнце прогрело бы мое хилое тело. Я плавал бы в море. Пересыпал в руках песок. И может быть… Может быть, снова повстречалась бы мне дочь татарина из Сорга, Урума, чудесная, загадочная Урума.
Воспоминания о юной татарочке Уруме и о времени, проведенном на берегу Черного моря, среди татар, налетели на меня как вихрь, захватили, заполонили воображенье, вновь обожгли и разбередили душу. Из груди моей чуть не вырвался стон. Я сжал зубы, собрал всю свою волю и безжалостно прогнал нахлынувшие воспоминания. Потом торопливо огляделся, надеясь как-нибудь отвлечься от своих раздумий. Под афишами, приткнувшись к стене, пристроилась группа солдат. По их плотно набитым котомкам можно было предположить, что они возвращались после отпуска обратно в казармы. Солдаты спали глубоким сном смертельно усталых людей, положив головы на плечи друг другу, смешавшись в одну грязно-серую кучу. Я содрогнулся и застыл на месте: у одного из спавших из-под отставших подметок торчали большие узловатые пальцы. Обмотки, казалось, были подобраны на помойке. Измятые брюки — заплата на заплате. Кители настолько грязны, что невозможно угадать их первоначальный цвет. Один из солдат, спавший с открытым ртом, захрапел. Через некоторое время храпели уже все; под храп сон их стал еще крепче. Наши крестьяне — я видел это не раз да знал и по собственному опыту — спят как придется: раскинувшись на твердой, как железо, земле и положив руки под голову — в жаркое время, съежившись и свернувшись калачиком — когда холодно. Сон этих людей, даже когда им снятся сны, всегда глубок, потому что всегда измождены их тела.
Старик, о котором я, задумавшись, совершенно забыл, — вот бы так про него забыла смерть! — все еще чавкал, сидя подле меня. Пытаясь обмануть себя, вообразив, будто у него много разной еды, он не спешил глотать и подолгу пережевывал каждый кусочек. Его чавканье начинало меня раздражать. Я уже подумывал — не лучше ли сейчас встать и уйти, пока не успел обидеть его какой-нибудь резкостью, — но тут челюсти деда устали жевать, и он, проглотив последние крошки, удовлетворенно обратился ко мне:
— Ну, сударь, теперь-то уж мне есть, что запивать.
— Если бы у меня было, я дал бы вам еще.
— Когда такой же бедняк отрывает от себя последний кусок, это все равно, что отдать другому свою душу.
Отдых и еда не успокоили меня. Я чувствовал, как во мне растет чувство бессильной злости, омрачая и отравляя сознание.
— Я бы отдал вам и душу, дед. С радостью. Мне она все равно ни к чему.
Старик пристально посмотрел мне в глаза. Сказал тоном, не допускающим возражений:
— Никогда не говорите больше таких слов!
— Боюсь, что мне еще не раз придется повторять их.
— Что так? Жизнь опостылела?
— Похоже на то.
Он с живостью юноши вскочил со своего места и уселся напротив. Взял в руки свой посох и погрозил мне.
— Вам… Вам стоило бы задать хорошую трепку. Ведь вы молоды! В ваши-то годы говорить, что жизнь опостылела! Нет, право слово, стоило бы задать вам хорошую трепку!
— Вы и впрямь думаете, что от этого будет какой-нибудь прок?
В произведении воссоздается драматический период в жизни Румынии, начиная с крестьянских восстаний 1907 года, жестоко подавляемых властями, и до вступления Румынии в первую мировую войну (1916) на стороне Антанты. Нищета, голод, болезни, невежество и жестокость царят в деревне. На фоне этой картины, выписанной Станку с суровым реализмом, рассказывается о судьбе главного героя романа Дарие, мальчика из бедной крестьянской семьи.
Захария Станку (1902—1974), крупнейший современный румынский поэт и прозаик, хорошо известен советскому читателю. На русский язык переведены его большие социальные романы «Босой», «Ветер и дождь», «Игра со смертью» и сборник лирики «Простые стихи». Повести и рассказы раскрывают новую грань творчества З. Станку, в его лирической прозе и щедрая живописность в изображении крестьянского быта, народных традиций и обрядов, и исповедь души, обретающей философскую глубину.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Каждый прожитый и записанный день – это часть единого повествования. И в то же время каждый день может стать вполне законченным, независимым «текстом», самостоятельным произведением. Две повести и пьеса объединяет тема провинции, с которой связана жизнь автора. Объединяет их любовь – к ребенку, к своей родине, хотя есть на свете красивые чужие страны, которые тоже надо понимать и любить, а не отрицать. Пьеса «Я из провинции» вошла в «длинный список» в Конкурсе современной драматургии им. В. Розова «В поисках нового героя» (2013 г.).
Художник-реставратор Челищев восстанавливает старинную икону Богородицы. И вдруг, закончив работу, он замечает, что внутренне изменился до неузнаваемости, стал другим. Материальные интересы отошли на второй план, интуиция обострилась до предела. И главное, за долгое время, проведенное рядом с иконой, на него снизошла удивительная способность находить и уничтожать источники зла, готовые погубить Россию и ее президента…
Политический заключенный Геннадий Чайкенфегель выходит на свободу после десяти лет пребывания в тюрьме. Он полон надежд на новую жизнь, на новое будущее, однако вскоре ему предстоит понять, что за прошедшие годы мир кардинально переменился и что никто не помнит тех жертв, на которые ему пришлось пойти ради спасения этого нового мира…
О красоте земли родной и чудесах ее, о непростых судьбах земляков своих повествует Вячеслав Чиркин. В его «Былях» – дыхание Севера, столь любимого им.
Эта повесть, написанная почти тридцать лет назад, в силу ряда причин увидела свет только сейчас. В её основе впечатления детства, вызванные бурными событиями середины XX века, когда рушились идеалы, казавшиеся незыблемыми, и рождались новые надежды.События не выдуманы, какими бы невероятными они ни показались читателю. Автор, мастерски владея словом, соткал свой ширванский ковёр с его причудливой вязью. Читатель может по достоинству это оценить и получить истинное удовольствие от чтения.
В книгу замечательного советского прозаика и публициста Владимира Алексеевича Чивилихина (1928–1984) вошли три повести, давно полюбившиеся нашему читателю. Первые две из них удостоены в 1966 году премии Ленинского комсомола. В повести «Про Клаву Иванову» главная героиня и Петр Спирин работают в одном железнодорожном депо. Их связывают странные отношения. Клава, нежно и преданно любящая легкомысленного Петра, однажды все-таки решает с ним расстаться… Одноименный фильм был снят в 1969 году режиссером Леонидом Марягиным, в главных ролях: Наталья Рычагова, Геннадий Сайфулин, Борис Кудрявцев.
Образ Христа интересовал Никоса Казандзакиса всю жизнь. Одна из ранних трагедий «Христос» была издана в 1928 году. В основу трагедии легла библейская легенда, но центральную фигуру — Христа — автор рисует бунтарем и борцом за счастье людей.Дальнейшее развитие этот образ получает в романе «Христа распинают вновь», написанном в 1948 году. Местом действия своего романа Казандзакис избрал глухую отсталую деревушку в Анатолии, в которой сохранились патриархальные отношения. По местным обычаям, каждые семь лет в селе разыгрывается мистерия страстей Господних — распятие и воскрешение Христа.
Историю русского военнопленного Григория Папроткина, казненного немецким командованием, составляющую сюжет «Спора об унтере Грише», писатель еще до создания этого романа положил в основу своей неопубликованной пьесы, над которой работал в 1917–1921 годах.Роман о Грише — роман антивоенный, и среди немецких художественных произведений, посвященных первой мировой войне, он занял почетное место. Передовая критика проявила большой интерес к этому произведению, которое сразу же принесло Арнольду Цвейгу широкую известность у него на родине и в других странах.«Спор об унтере Грише» выделяется принципиальностью и глубиной своей тематики, обширностью замысла, искусством психологического анализа, свежестью чувства, пластичностью изображения людей и природы, крепким и острым сюжетом, свободным, однако, от авантюрных и детективных прикрас, на которые могло бы соблазнить полное приключений бегство унтера Гриши из лагеря и судебные интриги, сплетающиеся вокруг дела о беглом военнопленном…
«Равнодушные» — первый роман крупнейшего итальянского прозаика Альберто Моравиа. В этой книге ярко проявились особенности Моравиа-романиста: тонкий психологизм, безжалостная критика буржуазного общества. Герои книги — представители римского «высшего общества» эпохи становления фашизма, тяжело переживающие свое одиночество и пустоту существования.Италия, двадцатые годы XX в.Три дня из жизни пятерых людей: немолодой дамы, Мариаграции, хозяйки приходящей в упадок виллы, ее детей, Микеле и Карлы, Лео, давнего любовника Мариаграции, Лизы, ее приятельницы.
В романе известного венгерского писателя Антала Гидаша дана широкая картина жизни Венгрии в начале XX века. В центре внимания писателя — судьба неимущих рабочих, батраков, крестьян. Роман впервые опубликован на русском языке в 1936 году.