Безумный бог - [22]

Тропа была узкой и крутой, с множеством резких поворотов. Но мои носильщики, не обращая на это внимания, двигались довольно быстро, причем без помощи фонарей или какого-то другого освещения, если не считать луны. Им приходилось совершать этот путь бессчетное количество раз, поэтому они могли взобраться по тропе даже ночью, такой же черной, как душа Темного Солнца. Зато я ни разу не бывал на этой тропе, так что выпучил левый глаз, увидев, какая пропасть зияет за краем носилок. Мы взбирались все выше и выше, и я уже не мог выносить зрелища удалявшейся земли. Я закрыл глаз, но непрекращающаяся качка только подтвердила мое подозрение, что мне грозит опасность соскользнуть вниз.

Езда на носилках не способствовала заживлению ран. Постоянная качка только вызвала головокружение и тошноту, так что рана в животе горела холодным огнем. Но боль каким-то образом придала мне силы, чего раньше со мной никогда не случалось; чем больше я страдал, тем сильнее испытывал прилив энергии. Я мог бы слезть с носилок и самостоятельно взобраться по тропе, если бы не нужно было притворяться умирающим безумцем.

Мы обогнули скалу и какое-то время шли над бушующим Морем Мечей. Когда, наконец, мы взобрались на плато, у меня побелели костяшки пальцев - с такой силой я сжимал края носилок. Затем я заметил вдалеке мерцающие огни Берегоста и понял, что доживу до утра. Это предчувствие мало меня утешило, так как с рассветом начинался суд над Кайриком, да и надо мною тоже.

У меня появился соблазн отдаться на милость кого-нибудь из богов, имевших в Кэндлкипе храмы, и таким образом избежать наказания Кайрика. Но все равно из этого ничего не вышло бы. Я ведь не был ни ученым, ни мудрецом и поэтому не смог бы убедить Огма забыть о моем прошлом. То же самое относилось и к другим богам - покровителям здешних Церквей. Я, конечно, умею писать, но почерк у меня такой ужасный, что к нему сначала нужно привыкнуть, поэтому Денэр не взял бы меня под свое крыло; и Милил поступил бы так же, ибо верблюд в брачный период ревет красивее, чем я пою; а Гонд просто рассмеялся бы, увидев мои руки, мягкие и неловкие, не способные ничего построить, кроме столбиков монет. Видя, что мне не удастся провести Кайрика, я смирился с судьбой, молясь только о том, чтобы встретить свой смертный час как можно позже.

Наконец мы подошли к стене, сложенной из камня. Обогнув поворот, мы оказались в маленьком дворике, примостившемся сбоку скалы, как орлиное гнездо. С трех сторон там ничего не было, кроме тьмы и ветра, а с четвертой возносились вверх ворота, утыканные острыми зубьями железной решетки, спускавшейся из-под сводчатого потолка. Все бойницы сторожевого поста ощетинились стрелами, из этих смертоносных щелей тянуло тяжелым запахом кипящего масла.

Пилиас и его помощник отволокли меня к воротам и остановились. Я уставился на острые зубья огромной решетки. В стене было вырублено окошко, забранное маленькой решеткой, которая клацнула при нашем приближении, и оттуда раздался голос:

- Пилиас, что ты там приволок?

- Мухтара-безумца, - ответил мой друг. - Он опасно ранен, ему нужен лекарь.

- Только не во время моего дежурства! - последовал ответ. - Что с тобой случилось? Ты ведь слышал приказ Хранителя!

- Да, но ты не слышал, что случилось с Мухтаром. На него напал Нечестивец. - Кайрик?

- Кто же еще? - Пилиас двинулся вперед, направляя носилки в темный угол. - Почему бы тебе не позвать брата Ристо? Уверен, что и ему, и Хранителю захочется переговорить с Мухтаром.

Железная решетка захлопнулась, и мы еще долго ждали в тени арки. Я чувствовал, что за мной из темноты следят множество глаз, слышал тихие голоса, доносящиеся из бойниц. Я вовсю стонал и вскрикивал, чтобы они убедились, насколько серьезны мои раны, и не подумали, будто я способен причинить кому-то вред. Сейчас, когда я оказался так близко к цели, в моей душе затеплилась надежда, что, может быть, я отыщу «Кайринишад», а отыскав, заполучу священный том и ускользну от пыток, ожидавших меня в Городе Мертвых,- но эта надежда была еще слабее первой. Глупо, конечно, было на что-то надеяться, но обреченный в отчаянии хватается и за соломинку.

Прошло время, за воротами раздалось слабое бормотание, вскоре переросшее в назойливый гул- Похожее жужжание я много раз слышал во дворце у калифа, поэтому сразу понял, что сюда направляется со своей свитой Улронт, Хранитель Томов. Я приготовился произносить льстивые речи, так как из разговоров монахов давным-давно понял, что он очень высокого о себе мнения и ценит тех, кто считает так же.

По другую сторону ворот раздались два глухих стука, после чего распахнулась боковая маленькая дверца, и в нос мне ударил неприятный запах. Слабый запах, но в то же время настолько гнилостный, что мне показалось, будто он идет из разрытой могилы. Я немало удивился этому обстоятельству, зная, что все монахи очень чистоплотны и аккуратны.

Пилиас взялся за поручни носилок поудобнее и пятясь начал проходить в боковую дверцу. Ему пришлось склониться в три погибели, чтобы не удариться головой, так как вход был сконструирован таким образом, что в него можно было пробраться только ползком. Как только я оказался по другую сторону стены, нас окружила целая толпа, пригвоздившая помощника Пилиаса к воротам. Толпа состояла не только из монахов, но и из воинов многочисленных отрядов, пришедших на подмогу Кэндлкипу. Я узнал всего несколько знаков отличия: в толпе мелькали Огненные Кулаки, Адские всадники Элтуреля, Тихий Дождь и кое-кто еще менее значимый.