Безумно богатые русские. От олигархов к новой буржуазии - [96]

Скорее всего, в результате нынешнего кризиса в арсенал богатых русских вернутся такие эффективные и хорошо знакомые по прошлому практики, как обманы при заключении сделок, грубый захват чужого бизнеса, а на более низком уровне — повышенное насилие. При этом такая частичная брутализация вполне совместима с приобретенной за последние десятилетия внешней благопристойностью. Изысканная культурность и благотворительные проекты вполне сочетаются с коррупционными практиками бизнеса. Исторически в этом нет ничего особенного. Например, в Соединенных Штатах в конце XIX века бароны-разбойники превратились в добропорядочных буржуа, при этом сохраняя под овечьей шкурой свою волчью натуру. Похожие сценарии описаны и в классической литературе, таких как пьеса Чехова «Вишневый сад», где богатый купец и социальный парвеню Лопахин искренне хочет помочь обнищавшим аристократам Раневским, но, выкупив их имение с прекрасными вишнями, вырубает сад, чтобы заработать деньги на аренде земли.

Несмотря на нынешний кризис, в ближайшие годы мы будем наблюдать, как разворачивается дальнейшее формирование этого социального класса под воздействием неуклонно идущего накопления преимуществ. Поколение, которое первым заработало «настоящие» деньги, причем всего за три десятилетия, скоро начнет передавать капиталы своим детям. Это событие будет беспрецедентным в истории человечества в плане размера передачи активов в рамках самой малочисленной группы, причем в течение относительно короткого периода времени. Но само наследование не сводится к простой передаче денег от родителей к детям. Оно предполагает воспитание нового поколения наследников, которым хочется, чтобы в них видели достойных получателей переходящего в их руки богатства. Достичь этого жизненно необходимо: если новая российская буржуазия хочет обеспечить свое воспроизводство как класса и сохранить собственное привилегированное положение в России после Путина, то ей нужно подумать о необходимых для этого убедительных идеологиях и практиках.

В изменившихся сегодня обстоятельствах эта задача становится еще более актуальной. Полномасштабный экономический кризис может потребовать от богатых русских усилий по продвижению нового имиджа, демонстрирующего, что они мало чем отличаются от всех остальных. Если между ними и обычными людьми почти нет границ, значит, у каждого есть шанс добиться успеха. Следовательно, кое-кто из российских олигархов может вернуться к подчеркиванию своего скромного происхождения, чтобы оправдать нынешнее богатство. Они могут надеяться, что такое смещение акцентов позволит им отойти от образа капиталистических хищников, обогатившихся за счет своих сограждан в «лихие девяностые», и продемонстрирует, что на самом деле они плоть от плоти народа — потомки и наследники советской интеллигенции. А во всех бедах, связанных с неолиберальным капитализмом, богатые русские смогут обвинить враждебный Запад — несмотря на то что многие из них годами превозносили самые радикальные формы капитализма, сформировавшиеся в некоторых западных странах. В русле этих идеологических соображений они считали, что построили свой успех на основе меритократии. По их убеждениям, им удалось стать самыми богатыми людьми в стране, потому что они уже являлись самыми умными, талантливыми и сильными, а также больше всех работали.

Как ни странно, теперь для самоидентификации российских олигархов очень важен нарратив о советском прошлом — они рассказывают истории о том, как добились всего с нуля, ища оправдание для собственного богатства в эпохе, когда в России еще не существовало рыночной экономики. Это самовосприятие образовалось не сразу. В СССР будущие богатые русские чувствовали себя частью советской интеллигенции, в 1990-е — прогрессорами, строящими неолиберальный капитализм. А теперь по сути они ощущают себя теми и другими одновременно: их идентичность причудливо смешивает капиталистическое настоящее с советским прошлым.

Тут есть важный момент, который показывает, насколько интересно и поучительно для социальных наук в области анализа элит исследование именно российского примера: местная капиталистическая элита, говоря о причинах своего успеха, делает упор на воспитание в среде советской интеллигенции и нравственные идеи этой социальной страты, существовавшей в системе, отрицавшей капитализм.

С одной стороны, это уникально для бывшего Советского Союза, так как сформировавшаяся там система, в которой родились и выросли будущие российские олигархи, не существовала нигде больше. С другой стороны, не исключено, что похожие примеры апелляции к прошлому, которое предшествовало формированию неолиберального капитализма, можно обнаружить и в других странах мира. Таким образом, анализ российского случая может открыть специалистам глаза на малоизученный феномен. В то время как социальные науки при изучении концепции меритократии и ее недостатков обычно не принимают во внимание исторический контекст и фокусируются на настоящем, российский опыт показывает, насколько важно в социальных науках обращать внимание на исторические процессы и их связь с настоящим.