Безумно богатые русские. От олигархов к новой буржуазии - [44]

После оккупации Украины маму угнали на работу в Германию. Тогда ей было восемнадцать. Она работала на фабрике в Мангейме. В 1943 году она сумела вернуться домой, и один сотрудник НКВД начал ее домогаться. Она пошла в отдел по делам женщин, чтобы посоветоваться, что делать. А потом взяла бланк и написала заявление на имя начальника НКВД, в котором заявила, что она девственница и этот сотрудник оскорбляет ее своим поведением.

Иван восхищался матерью: «Только представьте: 21-летняя девушка пишет жалобу самому начальнику НКВД на его коллегу! Тот заставил своего подчиненного перед ней извиниться». «Она была очень красивой», — задумчиво произнес он, погруженный в воспоминания. И наконец, выпрямившись на стуле, подвел итог этой истории: «Понятно, что все это я получил через гены, эту готовность бороться».

Скорее всего, Иван хорошо понимает, что не столько гены, сколько данное матерью воспитание и ее роль как образца для подражания оказали ключевое влияние на формирование его мировоззрения и личности. Он может даже согласиться с тем, что этические решения, которые и делают нас людьми, никоим образом не предопределены генетически. Тем не менее, когда я спросила его о факторах успеха, ему в голову в первую очередь пришли гены.

Хотя в большинстве случаев объяснение собственной успешности ссылками на генетику придумывалось респондентами экспромтом, на ходу, оно не было абсолютно случайным. Такого рода биологическая аргументация распространена в России вовсе не потому, что все безоглядно верят в роль генов, но из-за того, что генетика предлагает удобное оправдание неравенства. Трудно оспаривать то, что якобы предопределено самой природой. Кроме того, светские способы «натуралистического» объяснения социального и исторического имеют в России сильную традицию. И это несмотря на утверждение Карла Маркса о том, что бытие определяет сознание.

Советская традиционалистская идеология утверждала, что все в обществе должно соответствовать установкам «природы»; это касалось, например, традиционной семьи и гендерных ролей с упором на материнство для женщин. Глубокое укоренение этих идей среди интеллигенции отчасти было связано с тем, что в СССР приоритет отдавался естественным, а не социальным наукам. Способствовал этому и консервативный характер советского инакомыслия[222].

Следовательно, в то время как на Западе критическая мысль, особенно феминистская, доказывала, что навязанные обществу репрессивные иерархии являются чисто человеческим конструктом, не имеющим никакого отношения ни к природе, ни к биологии, советская интеллигенция продолжала тяготеть к политически консервативным взглядам, которые сочетала с биологическими интерпретациями общественной истории и человеческого поведения. Американский историк науки Лорен Грэхэм в начале 1980-х годов писал по поводу СССР следующее: «Точка зрения, подчеркивающая значение „природных“ факторов, пользовалась хотя и не всеобщей, но на удивление широкой поддержкой среди не только генетиков, но и целого спектра, казалось бы, несовместимых друг с другом групп, включая представителей литературного авангарда, диссидентов, антимарксистов, специалистов-этнографов, консервативно настроенных националистов и представителей милицейского руководства»[223]. Многие из моих респондентов — сознательно или нет — переняли это биологически мотивируемое мировосприятие. Оно пережило советский период и процветает сегодня. Путинский консерватизм и растущее влияние Русской православной церкви не укрепили, но и не ослабили подобный биологизм[224].

Впрочем, склонность придавать особое значение генам отличает не только российскую, но и североамериканскую элиту. Согласно нескольким исследованиям, проведенным социальным психологом Майклом Краусом, представители высшего класса США склонны придерживаться эссенциалистских воззрений, включая убеждение в том, что их успешность обусловлена врожденными талантами[225]. Однако в большинстве своем они достаточно осмотрительны, чтобы не позволять себе, по крайней мере публично, декларировать такие взгляды — особенно на фоне усугубления социального неравенства. В этом и состоит принципиальное различие между российскими и западными элитами: последние используют более деликатный публичный нарратив, который легче «переваривает» широкая общественность, в отличие от неприкрашенного русского стиля.

Нарратив богатых русских, проводящих много времени на Западе, меньше сфокусирован на генах как таковых, но тоже содержит натуралистические элементы — например, предпринимательству приписывается некая биологическая подоплека. «Предпринимательство — это талант. Оно требует определенного набора качеств: быстроты мышления, смелости, силы воли и многого другого», — объяснял мне мультимиллиардер Петр Авен. Сам он этими качествами не обладает (по его словам, по складу характера он больше ученый), но зато сумел успешно применить в бизнесе свои академические навыки. «В каждом обществе есть определенный процент прирожденных предпринимателей, — считает Авен, хотя таким факторам, как воспитание и окружение, он также отводит определенную роль: — Конечно, смогут ли люди реализовать подобные задатки, во многом зависит от среды, в которой они растут и живут».