Безумие Дэниела О'Холигена - [41]

— Главная сложность, Дэниел, — в определении «прямой». Истинный стандарт, с которым мы можем соотнести объект, путь или грань и объявить их прямыми, отсутствует. А без такого стандарта мы остаемся с бессильной абстракцией прямой как кратчайшего расстояния между двумя точками — но где доказательство этого? Необходимо измерить всевозможные расстояния между этими двумя точками и выбрать одно, кажущееся наиболее прямым. Но что мы используем для измерения? Линейку с прямым краем, в существовании которого этот эксперимент призывает усомниться! Невозможно доказать что-либо, если в процесс доказательства вовлечено то, что требуется доказать!

— Но ведь вода лежит плоско? Или, скажем, гитарные струны, разве они не прямые? — Дэниел бросал Сеймуру на растерзание глиняные фигурки, и маленький геометр с восторгом с ними расправился.

— Факт плоскостности или «прямолинейности» воды нетрудно опровергнуть, если обратиться к мениску в большом сосуде, который изгибается сообразно кривизне Земли. Гитарные струны искривляются, пусть и немного, под воздействием гравитации. Так вот, Дэниел, универсальный стандарт прямолинейности, вдохновляющий (и, пожалуй, сбивающий с толку!) научное мышление, — это траектория движения света. Гипотеза, лишившая тебя сна, — что траектория света не есть прямая — настолько страшит общепринятые взгляды, что не находит сочувствия у подавляющего большинства ученых. Но не у таких теоретиков, как я! Мы знаем, что природа вдохновляет науку, а не наоборот. Я нахожу так называемую «прямую» пагубной для геометрии. Многое в природе гармонически описывается геометрией, но как только где-то возникает мощный диссонанс, можно биться об заклад, что в его сердцевине пребывает злосчастная «прямая»! Возьмем круг: какое равновесие, какое согласие! Но стоит только провести через ее центр прямую, как немедленно появляется жуткий коэффициент, который невозможно представить и сотней тысяч десятичных знаков, — ни системы, ни развязки.

— Отсутствие соответствия, — пробормотал Дэниел.

— Именно. А ведь если бы кратчайшее расстояние через центр оказалось кривой — волной, радугой, ракушкой, — соотношение между диаметром и длиной окружности было бы милым, натуральным, недробным.

— И тот же случай с траекторией света?

— Конечно! Если траектория света не есть, как ты смело предположил, прямая, то все, что в настоящее время определено как прямое, наподобие диаметра круга, прямым не является. Прямолинейной в этом случае может быть только некая траектория, которую мы отклонили как кривую! О счастье!

Взрыв настойчивого гавканья, донесшийся из дома, вынудил Сеймура на мгновение прерваться, но глаза его по-прежнему сияли. Гленда остановилась у задней двери, проверяя эффект своего заявления о приближающемся завтраке, и Сеймур смекнул, что лучше бы побыстрее закончить то, что он собирался сказать. Необходимо разбросать семена для следующей беседы.

— А значение этого для времени, Дэниел, феноменально! Если все то, что мы принимали за прямолинейное, на самом деле искривлено, представь себе выгоду бегуна, обнаружившего кривую, которая является кратчайшей! И в чем тогда смысл секундомера, если наш бегун только что выиграл бег по этой траектории за большее время, чем те, которых он победил!

Время? Кажется, Креспен говорил о том, что течение времени не есть линейный процесс? У Дэниела закружилась голова, но дух его не был уже замутнен, и апатия исчезла — он нашел в ближнем, обитающем «здесь и сейчас», в том, от кого он этого меньше всего ожидал, надежную опору, на которую можно было положиться в те мгновения, когда он вынужден был колебаться между расцветом своей воображаемой жизни и существованием провинциального университетского преподавателя; именно это и навело его на мысль пригласить Сеймура Рильке на курс средневековой литературы в университете «Золотой Запад».

— После сегодняшней беседы, — веско промолвил мистер Рильке, — сочту ваше приглашение за честь.

Каждый взял свою молочную бутылку и отправился к себе.

С заявлением мистера Рильке, надежно упрятанным в карман, Дэниел уехал в «Золотой Запад». Утренний доклад об искривлении света и заявление Сеймура позволили Дэниелу немного поразмыслить над тем, что будет происходить в следующем году. Теперь у него уже четыре студента — Сеймур, Алисон, сестра Имприматур и отец Синдж, чье заявление он получит, заехав в собор Св. Беды. Осталось найти всего двоих. На фоне многообещающего мерцания надежды на горизонте возмездие за происшествие в День открытых дверей, если оно вообще будет, казалось незначительным. Все это рекомендовало вести себя осторожно, прежде чем он решится примкнуть к ребятам со Священного озера, если они задумают какое-нибудь диковинное финальное погружение в прошлое, будущее или их промежуточные этапы. А что же Евдоксия? Как только возник этот вопрос и Могучий Мотор готов был уже повернуть в ворота собора, образ старухи у купели возник перед его глазами и Дэниела пробил тревожный озноб. Он не мог сказать почему, но этого было достаточно, чтобы на мгновение отвлечься и проехать мимо. Можно и завтра. Да, мир Дэниела несомненно посветлел; и в настроении, приподнятом до свободы от беспокойства, вызванного образом старухи, на безупречном Могучем Моторе он проделал оставшиеся до «Золотого Запада» мили.