Безопасный для меня человек - [69]

– Что ты здесь делаешь?

Я открыл глаза и увидел между сидений Хамин. Мы озадаченно смотрели друг на друга.

– Собираюсь домой.

Она улыбнулась.

– Я серьезно. Что ты здесь делаешь?

Хамин закинула рюкзак на верхнюю полку и села рядом.

– Ральдо, так что?

Я пожал плечами и посмотрел на нее.

– Неужели ты приехал из-за меня? Из-за того, что я не отвечала?

Я кивнул.

– Я потеряла телефон. Но я же сказала, что вернусь в воскресенье!

– Когда ты уезжала в пятницу, ты сказала «увидимся завтра». И Ребекке тоже.

– Правда?

– Да.

– Видимо, я была не в себе из-за экзамена. И еще, как назло, этот телефон!

– Как экзамен?

– Ну, просто сдала, и все.

Ее лицо впервые выглядело так умиротворенно. Когда полупустой автобус тронулся, она достала из сумки карамельки, одну положила в рот, а другую протянула мне. Хамин рассказывала, как сдавала экзамен и куда сходила в Лафесте. Свет в салоне погас, и стало темно.

– Танцевать не ходила?

Она усмехнулась и покачала головой.

– Никогда не видел, чтобы кто-то так ужасно танцевал, – я изобразил несколько движений, и мы захохотали. Когда мы перестали смеяться, Хамин произнесла:

– Все смеются, когда я танцую. И от этого мне больно.

Уличные фонари, мимо которых проносился автобус, освещали ее лицо.

– Но, когда мне больно, я чувствую облегчение. Поэтому.

Даже сейчас, когда думаю о ней, вспоминаю ее лицо в тот момент. Лицо, которое словно шептало: «Поэтому».

– Ральдо, – позвала она меня и замолчала.

– Что?

– Четыре часа.

– Что?

– Из Ачиди в Лафест, – объяснила она и уставилась на меня. – Почему ты приехал за мной?

Я не знал, что ответить. Я сам не знал причины.

– Я волновался, потому что ты не брала трубку, – сказал я и посмотрел в окно, чтобы избежать ее взгляда.

Мы замолчали, слышался только шум мотора, набиравшего обороты каждый раз, когда водитель жал на педаль. Это был звук механизма, который включался и выключался, включался и выключался снова.

Вскоре мы оба заснули. Я – у нее на плече, а она – положив свою голову на мою. Мои чувства к ней были ровными. И в лице Хамин я тоже не видел каких-то особых эмоций по отношению ко мне. Я не ждал от нее ничего большего, как и она от меня. Тогда мне казалось, что, если бы один из нас полюбил другого, мы бы обязательно заметили это. Между нами не было никакого волнения, напряжения, разочарования, отчаянья или тяги к единоличному обладанию друг другом. Если бы я любил ее, то не смог бы так заснуть. Долгое время я думал именно так.

В прохладном воздухе витал запах горящей соломы. И люди, и лошади уже спали. В Ачиди было темно. Темнота укрывала холмы, а Хамин шла на шаг впереди меня.

Она часто обгоняла меня, словно не чувствовала, что я рядом, и даже когда мы были вместе, не произносила лишних слов. Я все это знал, но в ту ночь, когда я шагал следом за ней и смотрел на ее спину, меня одолевало какое-то необъяснимое чувство.

Хамин лишь на секунду обернулась, чтобы сказать «пока», когда открыла дверь в пристройку. Я продолжал стоять на месте даже после того, как она ушла, и не мог понять своих эмоций.

С наступлением ноября обедать под открытым небом стало невозможно. Мы с Хамин ходили на обед друг к другу домой. Один день мы сидели за столом моей хозяйки Лизы, в другой – за столом ее хозяйки, Ребекки. Лиза говорила, что мы с Хамин как супруги-пенсионеры, а Ребекка называла нас близняшками. Хамин обычно не реагировала на эти слова и просто продолжала есть, как будто ей не особенно нравились такие сравнения. Но нам нравилось. Нравилось, что мы как пара пенсионеров, как близнецы.

В тот день, когда Хамин получила письмо о зачислении в магистратуру, мы с ней вместе пошли смотреть на лошадей. Рабочий день подошел к концу, но она все равно причесывала им гривы.

– Значит, я уеду отсюда первой, – сказала она, не глядя в мою сторону. – К счастью, мой контракт закончится раньше, чем отсюда увезут вас.

– Ты не хочешь их проводить?

Хамин развернулась и посмотрела на меня.

– Я не настолько сильная, – у нее дрожали губы. – Я решила жить, ни к кому не привязываясь, закаляла сердце, но все оказалось бесполезно.

Лошадь, стоявшая рядом с ней, повернула голову в ее сторону.

– Когда я смотрю в глаза, слышу голос… Все без толку.

В темноте конюшни черные глаза Хамин смотрели на меня. Мне стало некомфортно от повисшего молчания, поэтому я перевел взгляд на стоявшую рядом с ней лошадь.

– Я и не думал, что они так дороги тебе.

Люди часто говорят то, чего сами не понимают. Хамин отвернулась и продолжила расчесывать лошадь. Я не понимал, почему она выглядела так, будто это ее ранило, поэтому сначала удивился, а потом разозлился. И даже не понял, отчего злюсь.

6

Первым уехал я. Сдав последний ящик яблок, я завершил свою работу в Ачиди. Мне передавали, что на соседнем пивном заводе нужны люди, но оставаться я не хотел. Примерно тогда же я получил приглашение от тети отметить Рождество с семьей на Майорке. До Рождества оставался месяц, и я планировал попутешествовать по Ирландии на автобусах и поездах.

За неделю до отъезда я сообщил Хамин о своих планах. Рассказал, что, может быть, уже после Рождества буду работать в Испании в небольшом ресторане на Майорке, которым управляет моя тетя.