Безмолвный фронт - [17]

Считается, что проблема остатков решена, если в сельскохозяйственных продуктах уровень загрязнения не превышает стандартного. С точки зрения биолога — это заблуждение.

Взять, к примеру, почву. На ее поверхность оседают яды каждый раз, когда обрабатываются растения. Ее устилает отравленная листва. Во время вспашки, рыхления свежие и полуразложившиеся яды перемещаются вглубь. Прежняя порция не успевает еще израсходовать себя, как добавляется новая. На обширных площадях земного шара почва постоянно заправлена ядом. И это не обитель престарелых, мирно доживающих свой век разбойников. Это явка заговорщиков. Реакции, в которых участвуют обломки ядовитых молекул, часто ведут к образованию еще более сильных отравляющих веществ. В книгах Бикнела, Рада и других авторов приводятся соответствующие примеры.

…Миллионы гектаров успели обслужить за время своего существования препараты алдрин и гептахлор. Оба они довольно быстро исчезали со сцены. Казалось, бесследно. В пищевых продуктах, выращенных под этой мощной защитой, как и положено, определяли степень загрязнения. Если она не превышала допустимую, продукты разрешались для продажи.

Несколько лет назад было установлено, что алдрин действительно уходит со сцены довольно быстро. Но вместо себя оставляет двойника — дилдрин.

Исследования Лихтенштейна и Шульца показали, что после нескольких лет обработки почва содержала в 6 — 12 раз больше дилдрина, чем было в ней алдрина. Этот маскарад наводил на мысль о том, что все прежние анализы продуктов не выявляли затаившейся опасности, вводили в заблуждение. Ведь искали по ложным следам! Причем подмена алдрина дилдрином не улучшала, а ухудшала дело, так как остатки «оборотня» разлагаются медленнее. То же проделывает гептахлор. В почве, обработанной этим препаратом девять лет назад, не нашли его и в помине. Зато объявился эпоксид, и в немалых количествах.

Где еще укрываются нераспознанные яды? Об этом можно лишь строить догадки. Они будут более или менее оптимистичны в зависимости от того, кем окажется автор — сторонником обострения химической войны с вредителями или ее противником.

«Старые» неорганические химикаты, в частности мышьяковистые соединения, отравляли почву еще сильней. В некоторых местах растения даже гибли от своего «защитника». Почвы эти вымывались годами, прежде чем на них удалось выращивать картофель, помидоры, сахарную свеклу. Особенно злоупотребляли мышьяковистыми ядами фермеры Соединенных Штатов. Остатки в американских фруктах скапливались грозные. Великобритания из — за этого отказалась даже их покупать.

Курящих, видимо, заинтересует факт, который был сообщен на одном из собраний Общества охраны природы: хотя на табачных плантациях Соединенных Штатов вот уже двадцать лет как не применяют мышьяковистых препаратов, остатки мышьяка в американских сигаретах находят до сих пор.

…Мне хорошо запомнилось это собрание. Докладчик — известный специалист — демонстрировал много таблиц, где опасность от остатков современных органических химикатов выглядела в одних случаях сильно проблематичной, в других — вовсе надуманной. Все они, как доказывали цифры, быстро распадались и в реакциях обмена обезвреживались. Основная мысль, которую без конца подчеркивал профессор, обезоруживала критиков.

— При правильном использовании все это полезно, при неправильном — вредно. Повторяю: полная аналогия с приемом лекарств. Строго по предписанию врача! — говорил он, улыбаясь хитро и доброжелательно.

На это ни у кого не нашлось что сказать. Любое недоразумение с инсектицидами, гербицидами, фунгицидами подпадает под «статью» о злоупотреблении, незнании, неосторожности.

Может быть, действительно, все так и обстоит? Ведь если вдуматься, что представляет собой научно — технический прогресс? Это движение в сторону крайних возможностей. Прогресс толкает нас на сближение с опасностями: с токами испепеляющего напряжения; с месивом огня за тонкой перегородкой печей; с давлениями, которые рвут стальные резервуары, как бумажный пакет; со скоростями, не допускающими ошибок. Он же, непреклонный прогресс, вынуждает нас жить среди ядов, все более и более изощренных. Противиться сближению с опасностью так же безуспешно, как противиться течению времени.

Не знаю, эти или какие другие мысли занимали слушателей, но они шли к гардеробу притихшие. Куда девались их задиристость, намерение поспорить с «химическим профессором», пошуметь…

Встретившись — все против одного — с профессором, у которого насмешливый голос, ясная логика, четкая система доказательств, оппоненты бросили несколько реплик, словно выстрелов в воздух, и ретировались.

Это была, надо сказать, своеобразная публика. В оснозном люди пожилые, но все бодры и жаждут общественной деятельности, совместных резолюций, обращений в соответствующие инстанции. Небольшая экзальтированность сочетается в них с хозяйским практицизмом. Они хорошо знают, где что почем, когда что надо делать, как и из чего строить, читают углубленно все руководства по садово — огородному инвентарю, имеют собственные скромные открытия в практической агрономии, им не чужд зуд рационализаторства, и они могли бы показать кое — что такое… В общем, читателю уже ясно, что это были садоводы — любители. Но садоводы не простые, а особенные, прислушивающиеся к голосу науки, ревностно следующие ее последним устремлениям и вместе с тем, на правах «своих», выступающие первыми, самыми яростными ее критиками. В своем деле они все знают, и, что принципиально важно, знают раньше соседа. Это существенное обстоятельство, без которого садоводное любительство лишается изюминки. Соревнование! Обставить соседа по всем показателям — великий стимул для истинного любителя. Раньше посадить, раньше обработать, раньше убрать урожай… И провести больше опрыскиваний. Надо или не надо. На всякий случай — побольше.