Безликий - [23]

– Марина Арсеньевна? – уточнил я на всякий случай.

– Это я. А вы?

– Старший лейтенант Самсонов, полиция.

– Это по поводу чего? Смерти Евгения Казимировича?

– Вы уже слышали?

– Мне директор позвонил. – Психолог слегка улыбнулась. – Предупредил, что вы будете меня искать.

– Он порекомендовал мне обратиться к вам.

– Садитесь. – Марина Арсеньевна выдвинула одной рукой стул.

– Спасибо.

– Я так понял, что жертвы посещали вас.

– Жертвы? – Психолог чуть приподняла брови.

– Простите. Дело в том, что Суханова Мария Кирилловна тоже убита.

– Как? Я этого не знала. Директор мне ничего не сказал.

– Наверное, забыл.

– Как можно об этом забыть? – удивилась Марина Арсеньевна.

– Даже не знаю, – честно ответил я.

– Ну ладно. Давайте к делу. Так что вы хотите? Узнать, не было ли у моих коллег проблем с психикой?

– Если эту информацию можно разглашать.

– Было бы нельзя, если бы они были моими пациентами.

– А они не были?

– Нет. Время от времени жаловались на жизнь и просили помочь с релаксацией. По-дружески, в частном порядке.

– Никаких навязчивых идей, вроде мании преследования?

Марина Арсеньевна отрицательно покачала головой. В глаза бросились ее крупные старомодные серьги: красные камни, окруженные белыми помельче. Словно фантастические цветы.

– Поверьте, они нуждались в психологической помощи не больше, чем другие учителя нашей школы, – сказала психолог.

Я подумал, что Зинтаров, пожалуй, все-таки нуждался. Но, похоже, он предпочитал искать ее в церкви, а не в кабинете психолога. Хотя, возможно, он вообще ни с кем не говорил о своей тайной страсти.

– На самом деле я раньше работала психиатром, – сказала Марина Арсеньевна, прерывая мои мысли. – И, кстати, когда-то писала дипломную работу по серийным убийцам. Правда, это было очень давно, когда статьи на эту тему только начали выходить.

– Серьезно? – Я был искренне удивлен.

– Абсолютно. Так что, если хотите… – Марина Арсеньевна пожала плечами.

– Можете составить психологический портрет убийцы?

– Думаю, да. Но для этого мне нужно знать modus operandi, разумеется.

– Что знать?

– «Образ действия». Это по-латыни.

– А, вы имеете в виду почерк убийцы.

– Именно. Но вы, наверное, не захотите разглашать подробности дела.

Я задумался.

В принципе если Марина Арсеньевна была компетентна, то какой смысл искать другого специалиста и терять драгоценное время? Для того чтобы получить психологический портрет убийцы у наших штатных сотрудников, понадобилось бы пересылать им всю информацию по делу а потом ждать неизвестно сколько.

– Мне нужна будет ваша расписка о неразглашении, – сказал я. – Если вы действительно готовы сотрудничать с полицией.

Психолог кивнула:

– Конечно. Хоть сейчас могу подписать.

– Обычно люди не стремятся…

– Помогать полиции?

– Да.

– Ну, сейчас ведь лето, уроков нет. Так что делать все равно нечего. – Марина Арсеньевна обезоруживающе улыбнулась.

– Хорошо, давайте напишем расписку, а потом я вам расскажу, что знаю. У вас принтер работает?

– Как часы. Только бумагу надо проверить. Минутку.

Через десять минут Марина Арсеньевна подписала свежеотпечатанную расписку о неразглашении материалов следствия. Я сложил листок и спрятал в карман. Обычно документы такого рода действуют на людей.

В этой пожилой женщине я был вполне уверен. Во всяком случае, вряд ли она бегала по лесу, размахивая раскаленным клеймом, ножом или вилкой.

– Ну, так что там случилось? – Психолог приняла удобную позу, откинувшись на спинку вертящегося кресла.

Переведя дух, я начал рассказывать обо всем, что было известно мне самому на тот момент.

Марина Арсеньевна слушала, не двигаясь и даже почти не моргая. Она была сосредоточена и словно что-то обдумывала по ходу моего повествования. Когда я закончил, она еще полминуты сидела, не шелохнувшись, а затем подалась вперед и сняла очки.

– Ну что ж, – проговорила она медленно. – В принципе кое-какие предположения можно сделать уже сейчас. И, кстати, думаю, вы правы в некоторых своих выводах.

Тон, которым она говорила, выдавал опытного психиатра, уверенного в своих силах и компетентности.

– Каких именно? – спросил я.

– Например, в том, что убийца стремится причинить своим жертвам боль. Это говорит о желании совершить месть. И он действительно зациклен на лицах. Их… сдирание имеет для него ритуальное значение. Как и поедание. Если это, конечно, имеет место. Потому что это ведь ваше предположение, в первую очередь, хотя и очень похожее на правду.

Я кивнул.

– Каннибализм изначально символизировал ритуал, в котором сила врага передавалась победителю. Очевидно, убийца считает так же. Об этом говорит и тот грим, который он наносит себе. Для него поедание плоти жертв имеет сакральное значение. Кроме того, если он пользуется икуланибокулой, значит, он презирает тех, кого убивает.

– Может, он считает себя аристократом?

– Едва ли. Скорее всего, нежелание прикасаться к жертве руками означает унижение жертвы, а не возвышение себя. Убеждена, он действовал в перчатках. Не только для того, чтобы не оставить следов, но и из брезгливости.

– Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду.

– Очень рада. Вот только есть одна загвоздка. – Марина Арсеньевна сделала короткую паузу. – Этот убийца не похож на серийного. Я имею в виду определение, данное этому термину еще Робертом Ресслером, – пояснила она тут же.